Но еще до того, как завершилось строительство церкви Святого Василия, Владимир выстроил в Киеве церковь в честь святого воина Георгия. Во имя Георгия назван был в крещении Ярослав Владимирович. Строя храм, князь думал о старшем из живших с ним сыновей Рогнеды, увечном от рождения. Надеялся он, строя церковь, на целительное чудо? Или уже благодарил за чудо свершившееся? Этого не узнать, – но, как увидим, чудо произошло. Церковь освятили 26 ноября 989 года.
На месте крещения киевлян у Почайны князь построил еще один храм – в честь апостола Петра. Тоже едва ли случайный выбор, и дело не только в почтении к «князю апостолов». Петр был святым покровителем другого сына Владимира, по воспитанию, – Святополка Ярополчича. Князь уповал на разрешение и искупление и в этой скорби.
Еще летом того же 989 года в Киев прибыл наконец долгожданный глава обновившейся Русской церкви. Статус ее – пока что – определился как митрополия. Этой уступки, поднимавшей уровень прежней Русской архиепископии, Владимир добился, видимо, еще в ходе первых переговоров в Киеве. В митрополиты намечался уже покойный Феофилакт Севастийский.
Имя нового митрополита в источниках разнится. Древнейшие митрополичьи списки вообще начинаются с Феопемпта, правившего в XI веке и закрепившего статус Русской митрополии. Затем, также в кратких списках, появляются упоминания его предшественников – Леона (или Леонта) и Иоанна. Первый из них и был прислан константинопольским патриархом Николаем Хрисовергом к Владимиру. До нас сохранилось богословское сочинение на греческом языке, принадлежащее русскому митрополиту Леону. Мы еще вернемся к этому труду. Но на основании большинства источников форму имени «Леон» можно считать достоверной.
Дело, однако, усложняется другими расхождениями в источников. С судьбой Феофилакта, упомянутого в греческой «Церковной истории» в качестве первого русского митрополита, все более или менее ясно. «Епископ Павел», упомянутый всего в одной редакции «Саги об Олаве» – фигура, скорее всего, совершенно мифическая. Но в так называемом «Церковном Уставе Владимира», созданном в XIII веке, современником и соратником князя выступает митрополит Михаил. Правда, только в некоторых его редакциях и изводах. В других назван «Леон», «Леонт» или «Леонтий».
Существование святителя Михаила – факт не просто вполне вероятный, но почти несомненный. В качестве «первоначальника» Русской церкви он был включен в восходящие к домонгольской эпохе поминальные записи (синодик) Киевской Софии. В сборнике церковного права, Кормчей 1286 года, написанной на Волыни и включившей одну из редакций «Владимирова» Устава, о Михаиле сказано: «взял его первым митрополитом от патриарха и от всего собора, почтённого лампадою и сакосом, как второго патриарха, с ним же крестил всю Русскую землю». Мощи митрополита Михаила с XII века хранились в Киево-Печерском монастыре и поныне почитаются в Киеве.
Отсутствие святого Михаила в древних митрополичьих перечнях, однако, создало серьезную проблему для средневековых летописцев. В XV веке версии, связанные с Михаилом и Леоном (Леонтом), «соперничали». В XVI веке авторы фундаментальных, обобщающих летописных сводов пошли по простейшему пути и поставили их друг за другом – сначала немногим более известного и почитаемого Михаила. Тогда же его образ оброс некоторыми легендарными подробностями, вроде детального описания перемещений по крестящейся Руси и скорой после крещения страны смерти.
Где же решение этой загадки нашей древнейшей церковной истории? Рискну заключить, что оба святителя действительно существовали и в разное время руководили Русской церковью. То, что Леон был современником и соратником Владимира Святого, ни у кого не вызывает сомнений. Что же касается Михаила, то следует обратиться к первому из сообщающих о нем источников. «Владимиров» Церковный устав (о котором мы еще поговорим особо) впервые соединил память о двух крещениях Руси – при князе Владимире в Х веке и при патриархе Фотии еще в IX. Именно в связи с ошибочным представлением о том, будто Владимир и Фотий были современниками, впервые упоминается на страницах письменных памятников святитель Михаил. Позже это мнение, благодаря популярности Устава, широко распространилось и перешло даже в летописи – хотя летописцы знакомились с перечнями константинопольских патриархов и прекрасно знали время правления Фотия. Из Устава же в летописи переходит и имя Михаила.
Это обеспечивает нам одно из возможных решений. Михаил действительно являлся «первоначальником» русского христианства. Это был тот самый епископ, которого еще в 866 году отправил на Русь патриарх Фотий, о чем сам свидетельствует в своем «Окружном послании». Отсутствие на Руси воспоминаний о своем действительно первом святителе часто смущало историков. Оказывается, забвения не было. Просто по законам устной памяти крещение «при Фотии и Михаиле» слилось даже в церковной легенде с крещением «при Владимире». Память о первом епископе жила в Киеве веками, христиане чтили его могилу, а затем перенесли останки в крупнейший киевский монастырь. Забыто оказалось только время, но не сам основатель Русской церкви.
Первым такую догадку, отметим, высказал В.Н. Татищев – и ее, разумеется, «подтвердила» Иоакимовская летопись. Что же, перед нами тот случай, когда с ПсевдоИоакимом (а вернее, с Татищевым) вполне можно согласиться. Хотя дальнейшие его догадки (например, о сирийском происхождении святителя Михаила) уже никакого подтверждения в достоверных источниках не находят. Насколько можно заключить, и Михаил, и Леон были греками.
Но вместе с тем нельзя полностью исключить и того, что верно устойчивое предание, связывающее митрополита Михаила с князем Владимиром. В таком случае следует полагать, что святитель был прислан на Русь уже вскоре после гибели Феофилакта, участвовал непосредственно в крещении Киева и действительно, как и повествуют позднейшие русские летописи, скончался вскоре затем – оставив митрополию вновь прибывшему из Константинополя Леону. В любом случае, именно с Леоном связывают летописи окончательное утверждение церковной иерархии на Руси.
Вместе с митрополитом на Русь прибыл и как минимум один посвященный вместе с ним в Византии епископ. Два иерарха было необходимо, чтобы «поставить» других епископов. Кое-кто из будущих глав епархий приехал вместе с митрополитом. Из числа херсонских священников Владимира возведен в епископский сан был по крайней мере один – Иоаким. В числе первых епископов-греков нам из сравнительно достоверных преданий известны еще имена Феодора и Фомы. Сведения об остальных, как увидим далее, несколько ненадежны.
Итак, Владимир приступал, вслед за крещением Киева, к крещению остальной Руси – и к созданию церковной иерархии. Но предстояло решить еще одну, и весьма болезненную, проблему в собственном доме. Настало время проститься с прежними женами. Вопрос о том, чтобы поразить в правах княжеских сыновей, больше не стоял. Владимир сам диктовал условия – и не мог диктовать их только твердому церковному закону, запрещавшему многоженство. Старшие сыновья оставались старшими наследниками – но матери их уже не могли оставаться княгинями.
Владимир нашел единственный достойный выход. Достойный и для христианина, и для главы большого славянского рода. Хотя, может быть, современный человек затруднится одобрить его в этом случае. Князь предложил женам вступить в брак со знатнейшими боярами по собственному выбору и обязался сам устроить браки – в том числе, конечно, внести приданое. Таким путем он обеспечивал своим супругам надежное будущее. Мальфрид и «болгарыня», очевидно, последовали настоятельному совету князя. «Грекиня» Наталия – нет. Получив наконец после долгого полона свободу, она покинула принесшую ей немало горя Русь и, покинув заодно десятилетнего сына, вернулась на родину. Там она вновь стала монахиней.
