Неизвестно, как было в Турове. Судя по местным устным преданиям, дожившим до нового времени, крещение города случилось уже после кончины его основателя, князя Туры. О том, как окончилась жизнь Туры, у нас достоверных сведений нет. Возможно, свет на это проливает одна из скандинавских саг. Она повествует, как некий русский князь «фюлька» (то есть племенной «волости») женился на дочери шведского конунга Эйрика Победоносного. Однако сватавшийся к ней знатный шведский викинг Аки совершил набег на соперника, убил его и увез молодую жену обратно в Швецию. Среди областных князей времен Владимира Туры, чьи владения были вполне доступны для набега с севера, по двинскому пути, оказывается едва ли не единственной подходящей кандидатурой. Если имеется в виду действительно он, то можно сделать вывод, что и в Турове местное княжение пришлось не ликвидировать, а только замещать.
Итак, реформа Владимира не была направлена против великих князей отдельных племенных союзов. Во всяком случае, на первом этапе. Единственным исключением, не только в этом смысле, явился словенско-мерянский Ростов. Но все же Владимир явно старался закрепить княжескую власть и сам княжеский титул исключительно за Рюриковичами. Назначение в Новгород Вышеслава, а не Коснятина, с очевидностью демонстрировало такие чаяния. И в этом великий князь преуспел. Мелкие «волостные» князья, вожди отдельных племен, постепенно вымирали, а потомки их переходили на службу в дружины удельных князей. Это позволяло проститься с малой «волостью», добиться настоящей славы и власти. Так дружинное боярство обогащается людьми со звонкими княжескими именами – Остромир, Творимир, Миронег… Уже в годы Владимира «всякому княжью» на местах настал конец, как и независимым от князя, даже внешне не служащим в дружине «господам» по селам и весям. Осталось лишь боярство, заседающее в княжеском совете, слившееся из пришлых дружин и земской знати.
Но это был хотя и скорый, но все же растянутый на сколько-то лет процесс. Пока же Владимир лишь сделал первый шаг, только отправил своих сыновей на княжения. С ними же выехали из Киева посланные крестить страну епископы и священники. И здесь сопутствовал успех. Крещение прошло мирно. Язычники почти нигде не оказали сопротивления. Повсеместно в градах разрушались языческие капища, сокрушались идолы, на их местах возводились христианские храмы. Крестили и жителей сельской округи – правда, на селе, как уже говорилось, пока церквей не строили. Потому «по окраинам» и даже в окрестностях некоторых крупных городов уцелели и языческие святилища, где долго еще молились древним богам. Священники и княжеские чиновники не вмешивались. Сами языческие обряды никто силой закона не запрещал. Но главное – свершилось. Русь была крещена.
В крещении «всей земли» участвовали не только греки и славяне. Не удивимся, встретив в преданиях о крещении норманнские имена. Вместе с митрополитом Леоном прибыл на Русь какое-то время проживший в Сирии и Византии исландский паломник и проповедник христианства, Торвальд Путешественник. В 985–986 годах он сопровождал немецкого епископа Фридриха, неудачно попытавшегося крестить его соотечественников. Не желая жить в упрямо-языческом краю, Торвальд отправился в паломничество к святым местам. Прибыв же на Русь и увидев торжество веры в новорожденной христианской стране, восхитился и решил остаться. Торвальд основал первый монастырь в Полоцкой земле и прожил в нем до конца своих дней. Видимо, это древнейший минский монастырь Вознесения, создание которого местное предание возводит к первым векам христианства на Руси.
Несправедливо видеть в Древней Руси только некую «Скандовизантию». Но справедливо другое – признать, что, расположенная между древней христианской Империей и молодым языческим миром викингов, она посредничала между ними. Оставляя при этом многое себе и немало отдавая взамен. В таком тесном общении рождалась новая культура – и у славян, и у норманнов. Русь была одним из главных каналов, по которому Скандинавии достигала благая весть о Христе. Вскоре этим путем отправятся на Готланд и в Швецию проповедники новой веры – и долгое время будет оставаться неясно, латинский или греческий «закон» предпочтут короли Севера… Пока же вслед за Новгородом мирно крестилась варяго-славянская Ладога. Главное языческое святилище северного оплота Руси было разрушено, а вместо него возведена церковь Святого Климента Римского.
Итак, почти везде на Руси христианство утверждалось миром. Так это виделось из Киева, и так это помнилось несколько десятков лет спустя. Но там, где кончались границы славянского мира – там, как пришлось понять и Владимиру, пока кончалась и с готовностью принимавшая новую веру Русь. Ни на Волыни, куда христианство издавна проникало и без киевлян, с запада и с юга, ни в Турове, ни в Чернигове никакого сопротивления оказано не было. Но епископу Феодору и князю Ярославу достался Ростов.
Город этот построили в первых десятилетиях IX века словене и вепсы, пришедшие с северо-запада в междуречье Оки и Волги. Местные жители, меря, поладили с переселенцами миром, смешались с ними. Волжским путем часто ходили норманны – и тоже оставили свой след в Ростовской земле, особенно в торговом поселке Тимерево близ нынешнего Ярославля. Названия «Ростов» и «Ростово озеро» происходят от сокращения личного имени «Ростислав». Так, должно быть, звали славянского князя, срубившего град в землях мери. Позднее местный княжеский род то ли вступил в родство с Рюриковичами, то ли был заменен какой-то их родней. Во всяком случае, уже в начале Х века Ростов входил в состав Руси, и здесь сидел великий князь, «под Олегом сущий».
Но рядом с Ростовом стоял племенной град мери, названный археологами «Сарское городище». Здесь сидел свой племенной князь, имелась своя дружина, и был этот град на Саре богаче, крупнее, старше и известнее Ростова. Это был и центр мерянского языческого культа, запретный для чужаков, но не для славян и варягов. Слава о богатом граде русов «Арсе», в котором убивают всех чужеземцев, достигала в IX–X веках и мусульманского Востока. Как раз в середине Х века Сарск достиг наивысшего расцвета. В ту пору здесь жили меряне и какое-то количество варягов – наемников и торговцев.
Это двоевластие и желал уничтожить Владимир, посылая своего сына в славянский Ростов, а не в мерянский Сарск. И с этой задачей как раз справиться вполне удалось. Миром или войною, но кормилец Ярослава Блуд утвердил власть своего воспитанника над мерянами. Скорее миром – следов столкновений не замечено. Похоже, оба князя просто уступили власть юному Рюриковичу. Сарск начинает хиреть и лет через двадцать попросту «переселяется» в крепнущий Ростов.
Но если дела политические решить удалось, то крестить хотя бы ростовчан – нет. Именно сюда, в Ростов, собрались с Северной Руси словенские волхвы, сперва потревоженные насаждением культа княжеского Перуна, а затем – крещением страны. И здесь они дали последний бой княжеской вере. Ростов превратился в столицу Велеса. Здесь ему поклонялись и славяне, и – даже более ревностно – населившие Чудской конец вепсы и меряне. Другое крупнейшее капище «скотьего бога» располагалось тоже в Ростовской земле, на месте нынешнего Ярославля.
Язычники впустили в город Феодора вместе с Ярославом, но вскоре прогнали епископа, наотрез отказавшись принимать крещение. Феодор удалился в Суздаль – тогда еще небольшое славяно-мерянское село далеко к югу от Ростова. Здесь его приняли и позволили жить, а кое-кто даже и крестился. Хоть Ярослав и рос убежденным христианином, хоть при нем и состояла дружина во главе с Блудом, он никак не смог помешать изгнанию епископа. А сам остался править языческим городом. Возможно (хотя вряд ли), заключили некий договор, волей-неволей одобренный и Владимиром, – единая княжеская власть в обмен на удаление епископа. Но вся история доказывает простой факт – там, где крещению действительно всерьез сопротивлялись, не происходило ни крещения, ни каких-либо «столкновений». «Огонь и меч» по всей Руси – ни на чем не основанный несуразный миф.
