Русские полки двинулись по кратчайшей, но трудной дороге. Шли вечер, ночь и весь следующий день почти без роздыха. Наконец, пройдя в 28 часов 50 верст самой дурной дороги, Суворов соединился с австрийцами. Кобургский поверил столь быстрому прибытию союзников, лишь когда увидел их лично. Весь следующий день пошел на наводку трех мостов на реке Тротуше. Вскоре прискакал адъютант принца с просьбой о встрече с русским генералом.
– Медлительность, нерешительность, многословность! – скривился генерал-аншеф, узнав о просьбе Кобургского. – Передайте принцу, что я, к сожалению, сейчас очень занят и встретить его не могу.
Недоуменный принц прислал второго адъютанта, который вернувшись, известил Кобургского, что русский генерал молится, а третий доложи, что Суворов уже спит. А затем принц получил записку от генерал-аншефа, извещавшую, что в 2 часа ночи союзники выступают тремя колоннами, среднюю составляют русские полки. «Говорят, что турок перед нами тысяч пятьдесят, а другие пятьдесят – дальше; жаль, что они не все вместе, лучше бы было покончить с ними разом» – писал Суворов.
Получив записку, Кобургский пришел в ужас, но делать было нечего. Несмотря на то, что принц был старше в чине, он почел за лучшее подчиниться странному Суворову.
В 3 часа после полуночи союзники выступили тремя колоннами, перешли по трем мостам речку Тротуш и продолжали путь к Фокшанам. Наконец казаки донесли, что наткнулись на турецкие пикеты.
Утром 20 июля Суворов выехал вперед, производя рекогносцировку, и чуть было не попал в руки турок, но, к счастью, те его не узнали. Войска выстроились в боевой порядок: по правую руку австрийцы, построившись каре в две линии и конницей в резерве. Там же шел и личный драгунский полк принца «Саксен-Кобург». Наши выстроились так же в две линии и конницей в резерве. Между отрядами союзников встали австрийские гусары полковника Карачая.
Вскоре показался первый отряд турецкой конницы, Суворов немедленно выслал наперехват сотню казаков.
После полудня вперед двинулись главные силы. Турки контратаковали конницей, но после упорной схватки откатились за реку Путну. К этому времени стемнело. Хлынул проливной дождь, с трудом навели мост, по которому войска немедленно перешли на противоположный берег. Там по докладу казаков стояли главные силы турок.
С рассветом в воздух взвились полковые и батальонные знамена, ударили барабаны и союзники двинулись вперед.
– Генеральное направление на Фокшаны! – объявил Суворов.
Перед передовыми каре уже гарцевали турецкие спаги. Когда их скопилось несколько тысяч, начались непрерывные атаки. Особенно настойчиво атаковали турки русские полки, прекрасно понимая, что именно они являются становым хребтом союзных войск. Наторелые русские батальоны встречали спагов хладнокровно, близким огнем. Время от времени некоторые отчаянные головы доскакивали до самого каре, отчаянно рубя ятаганами ружейные стволы, и даже врывались внутрь, но тут же погибали на штыках. Конные атаки продолжались непрерывно более двух часов, пока конница не ускакала прочь.
Союзники продолжали наступление. Встретившийся густой бор, чтобы не расстраивать боевые порядки, обходили с двух сторон. Из лесу палили турки, но вскоре их отогнали посланные казаки и арнауты. Затем пришлось маршировать через густой и колючий кустарник. Все вымотались, у людей и лошадей ноги были перецарапаны и изранены. Артиллерию тащили на руках. Турок отбивали конницей. Наконец, вдалеке показался турецкий лагерь, защищенный ретраншаментом. Между тем турецкая кавалерия очистила поле, заняла позицию на флангах и турки открыли сильный артиллерийский огонь.
– Ускорить движение! – велел Суворов, когда первые ядра со зловещим посвистом пронеслись у него над головой. – Артиллерии поддержать атаку!
Теперь солдаты уже не шли, а почти бежали с ружьями наперевес. Артиллеристы, быстро развернув свои пушки, открыли огонь по турецким батареям, быстро заставив их замолчать. Едва же с флангов на нас снова устремились спаги, их контратаковали гусары и карабинеры. В бешеном аллюре кавалерия опрокинула спагов, а потом на всем скаку врезалась в байраки янычар, заставив и их бежать за окопы.
За ними туда же в штыки рванулся авангард генерала Дерфельдена и выбил турок из окопов. Янычары отходили, потрясая своими кривыми саблями, конница же унеслась с поля брани в полном беспорядке.
Несколько сот особо отчаянных янычар затворились в монастыре Святого Самуила, поклявшись защищаться до крайности.
Не желая штурмовать святую обитель, Суворов предложил им сдаться. В ответ со стены сбросили отрезанную голову казака.
– Артиллерии бить в ворота на пробой! – распорядился раздосадованный генерал-аншеф.
Янычары держались упорно. Наконец удалось разбить ворота. Дерфельден повел войска на штурм, а за ним кинулись и австрийцы. Видя, что все пропало, один из янычар взорвал пороховой погреб. Сильнейший взрыв погреб под обломками стен и зданий и оборонявшихся и нападавших. Только побитых офицеров вытащили из-под обломков больше десятка. Рухнувшей стеной едва не убило и принца Кобургского, которого спасла кинувшаяся в сторону в испуге лошадь. Ворвавшиеся в монастырь солдаты были так разъярены, что все оставшиеся к тому времени еще в живых янычары были переколоты.
Несколько в стороне от разрушенного взрывов монастыря Святого Самуила виднелся еще один монастырь – Святого Иоанна. Там тоже заперлись несколько десятков янычар. Принц Кобургский отрядил батальон, и через час монастырь пал.
Разбитые на голову войска Османа-паши бежали в полном расстройстве на Рымник, бросая на дороге все, что замедляло их бегство. Казаки и гусары преследовали. «Не давая опомниться, и тем удвоили их потери» – писал историк.
Трофеями победителей был огромный обоз, стада коров и овец, дюжина пушек и два десятка знамен. Потери турок исчисляются убитыми в полторы тысячи, число раненых неизвестно, в плен взято не больше сотни. Наши потери составили полторы сотни, у австрийцев до двух.
Все были очень уставшими. Солдаты падали от изнеможения прямо на поле боя. Наконец встретились и Суворов с принцем. Сойдя с лошадей, они крепко обнялись, поздравив друг друга с победой.
– Вы мой учитель! – заявил генерал-аншефу Кобургский.
В тот вечер у костров, свежуя захваченный скот, солдаты зазывали в свои артели австрийских солдат:
– Ступай к нам цесарец, вот тебе котелок, а вот и ложка облизанная, хлебай от пуза! Нам для друзей хороших ничего не жаль!
Суворов просился у старшего над ним генерал-аншефа Репнина воспользоваться смятением турок и продолжить наступление: «Отвечаю за успех, если меры будут наступательные; оборонительные же, – визирь придет. На что колоть тупым концом вместо острого?». Однако продолжить наступление ему не разрешили и велели возвращаться к Бырладу.
Фокшанская победа вызвала радость при обоих союзных дворах, особенно в Вене, ибо это было первым значительным успехом австрийцев в поле с самого начала войны. Императрица Екатерина плакала от удовольствия, когда ей читали донесение о победе. Затем она немедленно выехала из Царского Села в Петербург в Казанский собор, где отстояла благодарственный молебен с коленопреклонением, в присутствии вызванных из Гатчины внуков. При этом Екатерина была довольна даже не столько самой победой, сколько полным согласием между Суворовым и принцем Кобургским.
