– Московиты глупы и выбрались из своей норы с малыми силами! – потирал Хуссейн унизанные золотыми перстнями руки. – Но я опытный охотник! Удача сама идет в мои силки, стоит только их вовремя расставить!
Турецкий флот на всех парусах устремился к Синопу, чтобы уничтожить нашу крейсерскую эскадру. Но к этому времени Ушаков уже покинул Синопский рейд и с попутным ветром мчался к Анапе. Противники на сей раз разминулись.
Не застав Ушакова у Синопа, Хуссейн-паша снова вернулся к Крыму. Вначале он появился у Евпатории, затем, обойдя мористее Севастополь, подошел к Феодосии, после чего, так и не высадив десанта, ушел к Анапе.
Перед самым выходом в море Хуссейн прилюдно поклялся на Коране, что непременно изловит русского адмирала и лично в клетке привезет его в столицу, где падишах вселенной сможет лицезреть казнь зловредного гяура. В ответ на обещания капудан-паши султан велел подарить ему клетку, куда Хуссейн должен будет посадить захваченного московита. О хуссейновской клятве севастопольскому флагману было уже известно, и Ушаков жаждал личной встречи.
– Обманщик Хуссейн. – ругался он то и дело. – Я покажу тебе, как лгать своему повелителю! Посмотрим, кто из нас будет сидеть в клетке!
Свои команды контр-адмирал безвылазно держал на судах, подвозя с берега продовольствие и воду. Ушаков не хотел терять драгоценного времени, желая быть в готовности, и при первом же известии об обнаружении неприятеля, выйти в море. Одновременно во все концы Эвксинского Понта были посланы им крейсера со строжайшим наставлением – сыскать турок, где бы те не прятались. Однако, несмотря на все усилия, флот Хуссейн-паши как в воду канул.
В томительном ожидании прошел июнь. Офицеры и матросы, не таясь, выказывали недовольство:
– Чего качаемся, на солнце глядючи. Пора б уже и за дело браться!
Но Ушаков ропот сей игнорировал, а чтоб чинам нижним роптать недосуг было, велел капитанам производить ежедневно ученья пушечные и парусные. Но вот наконец настал долгожданный час, когда с влетевшей в бухту крейсерской шебеки доложили:
– Флот неприятельский во множестве вымпелов усмотрен невдалеке от Ялты! Путь же свой он держит на румбы остовые!
– Слава те, Господи! – широко перекрестился Ушаков. – Дождались, кажется, вестей радостных! Теперича, помолясь, пора выбираться на хляби морские и нам, сердешным!
Объехав катером все суда, контр-адмирал самолично поднялся на каждый и, обойдя орудийные палубы, окурил их кадилом. Изгнавши, таким образом, злые силы и отслуживши молебен на дарование победы, велел он выводить эскадру в море.
Узнав о выходе Ушакова в море, Потемкин собрал всех свитских и велел:
– Молитесь Богу! Он нам поможет!
Вовсю слепило жаркое солнце. У бортов линейных кораблей плескала зеленая волна. В вышине бездонного неба парили чайки. На душе русских моряков было радостно и покойно. В успехе нового похода были уверены все.
Корабли один за другим вытягивались в море и, выстраиваясь в длинную кильватерную колонну, ложились курсом на остовые румбы. Командир «Рождества Христова» Матвей Елчанинов разложил перед Ушаковым морскую карту, щедро испещренную румбовыми линиями. Тот ткнул в нее отточенным карандашиком:
– Вот тут видели крейсера турок. Как думаешь, Матвей Матвеич, куда путь держит наш супротивник?
– Никак к Анапе подались! – немного помолчав, высказался Елчанинов.
– И мне так видится, – кивнул головой Ушаков. – Двинемся и мы туда! Будет дружку моему Хуссейну подарок приятственный. Вели подымать сигнал: «Держать курс зюйд-вест».
Контр-адмирал поднялся на шканцы и оглядел растянувшуюся на добрых две мили эскадру. Впервые Россия собрала на черноморских водах столь грозную морскую силу: десять линейных кораблей, шесть фрегатов и без малого полтора десятка мелких судов. Теперь она была готова сразиться на равных с любым врагом!
Однако найти неприятельский флот в огромном море почти так же трудно, как иголку в стогу сена. Неудивительно, что пройдя вдоль берегов всего Крыма до Тамани, Ушаков турок так и не обнаружил.
– Куда ж они подевались-то? – размышлял он сам с собой, вышагивая по шканцам.
После некоторых раздумий решил контр-адмирал повернуть к Керченскому проливу. Разослав во все стороны неутомимых греческих корсаров, велел он линейным силам бросить якоря и ждать турок у входа в пролив.
– Бегать нам за Хусейном по всему морю чести мало, – объявил Ушаков ближайшим офицерам. – Сам сюда приплывет. Никуда не денется. Здешних мест ему никак не миновать.
Погода в тот день была мрачной, и дул пронзительный норд-ост.
В своих расчетах Ушаков был уверен. И точно, все вышло как по-писанному! Не прошло и нескольких часов, как с дозорного судна уже открыли холостую пальбу, предупреждая эскадру о приближении неприятеля. Матросы, бросая по тревоге недоеденные каши, разбегались к назначенным местам, бранясь меж собой на ходу:
– Вот уж воистину черти треклятые, ни людям, ни себе! Допил бы кофий свой Абдулка, прежде чем пред нами объявиться. Да и мы бы, сердешные, кашки поели, да ложки облизали! Чего ж кулаками-то махаться на пустое пузо. Одно слово – басурманы!
Прошло еще каких-то полчаса, и на мглистом восточном горизонте неторопливо и величаво показался турецкий флот.
– Считайте! – хладнокровно велели капитаны сидевшим на салингах наблюдателям.
– Десять больших кораблей, столько ж поменьше, да мелочи десятка четыре! – прикинув наскоро, кричали сверху.
Теперь взоры всех обратились на флагманский «Рождество Христово». Какое решение примет командующий? Ждать, впрочем, долго не пришлось. С флагмана велели срочно сниматься с якорей и строить линию баталии курсом на зюйд.
Спустя еще час Севастопольская эскадра уже набирала парусами ход, одновременно образуя боевой строй. Опыт и умение черноморцев сказались и в этом. Во главе батальной линии следовал 50-пушечный «Георгий Победоносец». За ним остальная авангардия: «Иоанн Воинственник», «Мария Магдалина». Над «Магдалиной» развевался флаг младшего флагмана бригадира Голенкина. Затем шли «Иоанн Богослов» и «Святой Иероним». Чуть отстав, выравнивала линию кордебаталия: «Преображение» в 66 пушек, «Покров Богородицы» в 40, 80-пушечный «Рождество Христово», далее 50-пушечный «Александр Невский», «Амфросий Медиолинский» и «Святой Владимир». Замыкал колонну арьергард: «Кирилл Белозерский», «Петр Апостол», «Святой Павел», «Нестор Преподобный» и «Андрей Первозванный».
К стоявшему на шканцах Ушакову подошел флаг-капитан Данилов. Приложил пальцы к треугольной шляпе:
– Федор Федорович, по моим расчетам на наши 836 пушек турки имеют более 1100!
Контр-адмирал кивнул:
– Хорошо! Однако считать их теперь не след! Сколько ни есть, все наши!
Некоторое время противники дружно спускались на юг. Курсы их при этом медленно сходились. Затем, используя свое превосходство в силах и наветренное положение, Хуссейн-паша наконец решился на атаку. Маневр линейных турецких сил, как всегда, прикрывался яростным огнем бомбардирских кораблей, метавших бомбы с большой дистанции. И хотя огонь этот был весьма не точен, нервов российским капитанам он попортил изрядно.
