Едва Сулин окутался дымом, в сторону неприятельской флотилии ринулись сразу шесть начиненных порохом и смолой брандеров – это и был приготовленный де Рибасом сюрприз. Мчавшиеся на всех парусах брандеры прикрывали канонерские лодки да барказы. К всеобщему огорчению, сильное течение оттащило горящие брандеры, и они понеслись дальше по реке в огне и пламени.
– Ну что за невезение! – топал от злости ногами де Рибас. – А как все было хорошо задумано!
Огорчался генерал-майор, впрочем, совершенно зря. Устрашенные брандерами турки тут же бросили свои суда на произвол судьбы и поспешили сбежать на берег. Ужас чесменского избиения они помнили еще хорошо.
На следующий день с восходом солнца де Рибас открыл огонь с флотилии и береговых батарей, поддерживая его, начали пальбу и черноморские казаки. Одновременно отважный капитан 1-го ранга Ахматов дерзко подошел со своими судами вплотную к бастиону Табия, что возвышался на берегу Дуная. С бастиона палили непрестанно, но не слишком удачно. Под стенами Табии отстаивалось трехмачтовое судно, также вовсю палившее. В дыму и пушечной пальбе ничего не было ни видно, ни слышно. Пользуясь этим, отважные ребята капитан-лейтенанты Поскочин и Кузнецов на барказах проскочили вперед Ахматова и сошлись вплотную с остальными турецкими судами. Турки кидали в них чугунные и каменные ядра, наши в ответ начиненные порохом бранскугели. От разрыва пороховых бомб вначале подняло на воздух несколько лансонов, а потом разнесло в щепки и трехмачтовое судно. Пользуясь возникшей суматохой, с барказов попрыгали матросы и захватили прибрежный редут. Этого уж турки никак не ожидали!
Не терял даром времени и полковник Головатый со своими казаками. Что-что, а уж воевать на реках казаки всегда умели! Подойдя к Измаилу с другой стороны, казаки устроили среди прятавшихся под его стенами судов настоящий погром. Огню было предано два десятка лансонов, паромов и лодок. В азарте казаки высадились на берег и бросились было на турецкие батареи, но турки уже опомнились, и навстречу черноморцам двинулось такое количество янычар, что пришлось отступить.
Одновременно турки непрерывно атаковали и отбитый Ахматовым редут. И хотя атаковавших расстреливали в упор из пушек и мушкетов, они напирали и напирали.
– Редут покинуть! Быстро всех на барказы! Еще залп для острастки – и уходим, – скомандовал Федор Ахматов, вытирая со лба трудовой пот. – На сегодня османам впечатлений хватит, а завтра будут новые!
Из хроники сражения: «Два раза турки покушались отбить каменный редут, но были отбиваемы с большими потерями, однако около 1 часа дня Рибас счел нужным отойти от Измаила; редут был покинут, а флот отошел под прикрытием огня с батарей и 4 дубель-шлюпок. Канонада с наших судов и батарей продолжалась до 3 часов пополудни. Город во многих местах был объят пламенем. Около 4 часов неприятель сделал на остров высадку, но отброшен с немалым уроном. Всего в бою 20 ноября сожжено и потоплено у турок: 1 большая саития, 19 лансонов, 32 транспортных судна и более 40 паромов, да и остальные повреждены. С 12 октября по 20 ноября турки потеряли 77 судов разной величины, которые были присоединены к русскому флоту, и 210 сожженных или потопленных; артиллерийских орудий взято русскими 124 и потоплено 340. Потеря русских 20 ноября состояла из 3 лансонов, убито: 6 офицеров и 81 нижних чинов, ранено: 8 офицеров и 231 нижних чинов; всего 326 человек убитых и раненых».
Диверсии де Рибаса практически уничтожили турецкую флотилию. На реке пылали десятки сожженных судов, а волны уносили к морю сотни трупов. Жалкие остатки турецкой флотилии еще прятались под стенами Измаила, но на них уже не обращали внимания. Сама цитадель огрызалась сильным огнем, причем палили турки с каждым днем все лучше. Наши ставили на острове батареи, рыли траншеи и ждали подхода осадной армии, которая вот-вот должна была подойти и взять Измаил в полное кольцо.
А вскоре Измаил стали окружать и с суши. Вначале это были казачьи дозоры, которые после нескольких стычек отогнали в крепость конных спагов, затем подошел отряд генерал-майора Кутузова, вслед за которым прибыл с войсками генерал-поручик Гудович с девятью батальонами, за ним еще с восьмью батальонами и кавалерией генерал-поручик Павел Потемкин (двоюродный брат светлейшего). Но общего командования не было, и каждый из генералов действовал, так как он хотел. Самым младшим из генералов по старшинству оказался де Рибас, но он оказался и самым своенравным.
– Никому подчиняться не желаю, ибо сам все лучше иных понимаю! – заявлял он с высокомерием остальным генералам на все их попытки принудить его к подчинению.
Между тем ночи становились все холоднее, и было очевидно, что с Измаилом в этом году, по-видимому, ничего не получится. Солдаты мерзли, немного оставалось и продовольствия. Еще неделя-другая, и надо было думать об отводе войск на зимние квартиры. Огорченный таким оборотом, де Рибас уже дал команду грузиться на суда и готовиться к отплытию. Настроение у всех, несмотря на недавние успехи, было самое подавленное. С бастионов, наоборот, все громче кричали турки:
– Эй, кафир москов! Скоро будэм тебя резат как баран!
Офицеры и солдаты молча плевались. Да и чего кричать, когда и так видно, что не наша берет!
* * *
В том, что турки веселились, а наши печалились, был свой немалый резон. Измаил был не просто крепостью, он был возведен султаном в ранг «Ордукалеси», что означало «армейская крепость», то есть крепость, которую защищает целое войско и которая сама стоит целого войска. Крепости такого ранга больше у турок не было. Твердыней Измаил был всегда, но последние несколько лет его усиленно укрепляли инженеры: француз Лафит-Клове и немец Рихтер. Даром свой хлеб меэндызы-инженеры не ели и создали настоящий шедевр фортификации. Главный вал крепости имел протяженность в 6 верст с 7 бастионами. Высота вала в 4 сажени, перед валом глубокий ров с водой в пять саженей глубины. Особо укреплены два бастиона: Бендерский с мощными каменными башнями и Табия с двойной пушечной обороной. Всего на стенах более двух с половиной сотен пушек. Из них многие палят огромными мраморными ядрами, которые сносят на своем пути все живое. Внутри крепости имеются свои бастионы – все постоялые дворы-ханы превращены в маленькие крепости, приготовлены к обороне не только казармы янычар и дворец сераскира, но даже мечети.
Особый разговор о гарнизоне Измаила. Здесь собрались все войска, выбитые ранее из дунайских крепостей, сдавшие Хотин и Бендеры, Аккерман и Килию. Теперь они были готовы смыть былой позор кровью и жаждали отмщения за пережитые унижения. Всего за стенами Измаила находилось около сорока тысяч янычар и ополченцев. Всем им был объявлен фирман султана, запрещавший даже думать о сдаче в плен. Разгневанный прошлыми неудачами Селим объявлял, что каждый сдавшийся будет пойман и казнен.
Во главе всей обороны поседелый в боях трехбунчужный Айдозли-Мехмет-паша. Ему уже дважды предлагали звание визиря, но он оба раза отклонял эту милость.
– Я воин, а не говорун! – объяснял ветеран многих битв причины своего отказа. – Мое дело драться, а не плести интриги! Каждый должен делать то, что он умеет!
