Как видим, представители масонских лож вполне могли воздействовать на решения, принимаемые на самом высоком уровне, и влиять на духовную жизнь общества. Но было бы несправедливо и необоснованно полагать, будто такое влияние было сугубо отрицательным. Те, кто стремится представить масонов как страшную таинственную силу, как местное или глобальное пугало, не только делают им рекламу, но и отвлекают публику от более опасных для общества социальных групп, организаций, сообществ.
Итак, можно сделать вывод: среди российских масонов, по-видимому, были иностранные агенты. Но вряд ли кто-либо из них стремился разжечь в стране революционный пожар. Самое большее, на что они могли рассчитывать, это – устроить дворцовый переворот. Революция была бы не в их интересах.
Правда, в начале 1831 года на имя Николая I поступил секретный доклад от генерал-майора князя Андрея Борисовича Голицына. Там, в частности, говорилось: «…Совесть моя и долг священной присяги не позволили мне удалиться, не открывши перед Вашим Императорским Величеством весь ужасный, тайный, злоумышленный 25-летний заговор против Престола, Самодержавия и Славы России, заговор тем опаснее, что он имеет свои корни и отрасли не в России… и, к несчастью, много русских из первых сановников находится в сем обществе…»
Голицын признавался, что еще в 1812 году был принят в масонские ложи и узнал «все ужасы» наиболее тайного ордена иллюминатов. Именно из этого опаснейшего гнезда и следует ожидать действий, направленных против самодержавия и России.
Бенкендорф А.Х.
О тайном или даже сверхтайном ордене иллюминатов ходили в Европе самые зловещие слухи. Он был основан 50 лет назад в Баварии для борьбы с влиянием иезуитов с помощью его же принципа – цель оправдывает средства. Орден был вскоре разгромлен и запрещен властями. Но, как считалось, с тех пор он ушел в глубокое подполье, затаился и сеял смуту, стремясь сокрушить мировой общественный порядок. Например, он якобы осуществил Великую французскую революцию. (Как позже писал русский историк В.И. Семевский: «Орден иллюминатов… одною из своих задач ставил противодействие всякого рода деспотизму».)
Здравомыслящий Николай I в другое время мог бы и не обратить внимания на донос Голицына, известного своими неординарными поступками, граничащими с умопомрачением, пусть даже и временным. Но время было слишком тревожным. Не прошло и шести лет после восстания декабристов, а в России вновь складывалась критическая ситуация.
В отчете за 1830 год о положении дел в империи шеф жандармов и главный начальник Третьего отделения граф Александр Христофорович Бенкендорф сообщал: «Стечение печальных обстоятельств: эпидемия, плохой урожай, застой в торговле, бедность, революция – все эти бедствия создали всеобщее тяжелое настроение, которым пользуются злонамеренные люди и интриганы для того, чтобы посеять сомнения относительно будущего и предсказывать репрессии».
Речь идет об эпидемии холеры, подступавшей к Петербургу. Но главное, конечно, другое. 27 июля 1830 года в Париже произошло вооруженное восстание в ответ на ущемление правительством гражданских свобод. Вечером того же дня глава кабинета де Полиньяк успокоил короля: «В сущности, все сводится лишь к простому волнению». Но уже на следующий день командующий войсками в Париже доложил иначе: «Это уже не волнение, это – революция». Была свергнута царствующая династия Бурбонов. Монархия сохранилась (корона перешла к герцогу Орлеанскому, ставшему Луи Филиппом I), но при обновленной буржуазно-демократической конституции.
Луи Филипп
Николай I
Возможно, точнее было бы назвать это вооруженным переворотом. Власть потомственной аристократии сменилась господством олигархов, банковской и торгово-промышленной буржуазии. В августе грянула революция в Нидерландах, завершившаяся созданием независимого королевства Бельгии. В ноябре – восстание в Польше. Оно началось с покушения (не удавшегося) на великого князя Константина Павловича, наместника Царства Польского. В декабре было организовано национальное правительство, а 25 января 1831 года сейм объявил о свержении императора Николая I с польского престола.
Как видим, «эпидемия» революций в Европе должна была серьезно озадачить русского царя. Письмо-донос князя Андрея Голицына о масонском заговоре упал на благодатную почву. Однако Николай I, зная странности автора данного сочинения – с обилием слов при минимуме доказательств, – не стал торопиться с выводами.
Масонские тайны и оккультная литература серьезно потрясли психику князя и отчасти помутили его рассудок. Он штудировал шведского мистика Сведенборга, всерьез воспринимая его откровения о беседах с духами умерших (некромантия), о телепатии. Без тени сомнения Сведенборг утверждал: «Что человек по внутренним началам своим дух, ясно доказывается тем, что по отрешении своем от тела, или после смерти, он продолжает жить как человек. Мне дано было убедиться в этом беседою с иными в продолжение нескольких часов, с другими – в течение недели или месяцев и даже многих лет».
На примере А.Б. Голицына можно видеть, как воздействовали масонские идеи на некоторых экзальтированных членов этих тайных обществ. Вот его признание: «Я кинулся в герметическую работу, она научила меня некоторым правилам и силам в природе; я все стремился выше и выше, в 1824 году я готов был вступить в магию, но Бог меня от этого спас; я видел чудеса неимоверные от нечистой силы и устрашился их… Я начал учить некромантию, влияние планет, составление пантоклов и талисманов, имена духов от Архангелов до последних гномов подземельных; я углубился в науку числ халдейских…»
Приобщение к тайным масонским знаниям не прошло для него бесследно, хотя он и раскаялся, вернувшись к православию. «Но одно несомненно, – пишет Я.А. Гордин в книге «Мистики и охранители», – князь Андрей Борисович был натурой искренне мятущейся, взыскующей смысла вещей, не довольствующейся обыденным течением жизни. Ему мало было придворной и военной карьеры, которые шли вовсе недурно, ему хотелось – и хотелось сильно – деятельности необычайной и высшей».
Прервем цитату. Здесь высказана мысль, помогающая понять психологию немалого числа членов тайных, в частности, революционных обществ. Эти люди стремились преодолеть тяжкое тяготение обыденной жизни, обрести высшую цель бытия, несравненно превосходящую любые личные низменные устремления.
«Почему же он, – продолжает Гордин, – так далеко ушел от преддекабристских увлечений своей молодости? От идеалов Ордена русских рыцарей?
Во-первых, кто знает, отчего меняется политическая позиция человека? Тут может быть великое множество причин – иногда самого неожиданного личного свойства. Неукротимый и безжалостный Пестель в 1825 году стал религиозен, толковал об уходе в монастырь, о том, что надо открыться императору, чтобы убедить его начать реформы. А незадолго перед тем Пестель готов был полностью уничтожить августейшее семейство – с женщинами и детьми…
