Его политическая деятельность делится на три основных этапа. С 1876-го по 1883 год – он народник. Затем, после основания группы «Освобождение труда» до 1903 года выступал как один из вождей русской революционной социал-демократии и ее теоретик. После Второго съезда РСДРП перешел в лагерь меньшевиков, а с начала мировой империалистической войны стал на сторону социал-оборончества. После Февральской революции, вернувшись из 37-летней эмиграции на родину, Плеханов выступил против ленинского курса на вооруженный переворот.
Плеханова после его выступления на демонстрации народников и рабочих на площади перед Казанским собором 6 декабря 1876 года усиленно разыскивала полиция. Он вынужден был перейти на нелегальное положение, став профессиональным революционером. В начале 1877 года ему пришлось временно скрыться за границу, где он познакомился с русскими эмигрантами, в частности, с П.Л. Лавровым. Но уже летом того же года Плеханов нелегально возвращается в Россию.
Когда народники попытались организовывать поселение в Саратовской губернии, он поехал туда, желая устроиться сельским учителем и вести пропаганду. Однако устроиться на работу ему не удалось. Несколько месяцев он прожил в Саратове, ведя пропаганду среди учащейся молодежи и рабочих. Случайный кратковременный арест заставляет его срочно уехать в Петербург.
В столице он активно участвует в организации стачек, пишет прокламации, которые распространяются на многих фабриках и заводах. За прогулы его отчислили из Горного института (в советское время получившего его имя). Летом 1878 года Плеханов вновь идет в народ – подымать донское казачество. Первые встречи с казаками его вдохновили на воззвание: «Славному войску казацкому – донскому, уральскому, кубанскому, терскому…» Он хотел отпечатать текст в петербургской типографии «Земли и воли» и вернуться на Дон.
Но его тайная организация переживала трудное время. Аресты, неудачи с деревенскими поселениями, рост террористических настроений и вследствие этого споры в редакции, разногласия в руководящем «Основном кружке». Плеханов отстаивал позиции «деревенщиков», сторонников продолжения деятельности среди крестьян. При расколе «Земли и воли» в августе 1879 года он возглавил новую организацию – «Черный передел».
Однако сил для широкой работы в деревне было недостаточно да и средств недоставало. Начались аресты чернопередельцев, и Плеханов вновь вынужден эмигрировать. С этих пор взгляды его меняются. Он стал бороться с теми взглядами, которых сам недавно придерживался.
После Октябрьского переворота 1917 года Плеханов остался в лагере меньшевиков. К нему пришел эсеровский заговорщик Борис Савинков и предложил ему стать во главе правительства в случае успеха заговора против возглавляемого Лениным Совнаркома. Плеханов гневно отказался: «Я сорок лет своей жизни отдал пролетариату, и не я его буду расстреливать даже тогда, когда он идет по ложному пути».
…Среди российских социал-демократов после поражения революции 1905 года некоторые теоретики во главе с А.А. Богдановым (Малиновским) сочли плехановскую версию марксизма догматичной и устаревшей. Тогда Плеханова поддержал Ленин, который при следующем партийном расколе – на большевиков и меньшевиков – возглавил первых и резко раскритиковал своего еще недавно чтимого теоретика и учителя. Плеханов полагал, что Россия в 1917 году не «созрела» для социалистической революции.
Его философские сочинения: «Основные вопросы марксизма», «Очерки по истории материализма», «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю», «О роли личности в истории»… Перечисление придется прервать – Плеханов был очень плодовитым публицистом. Он вступал в жаркую, а то и грубую полемику с противниками марксизма и с теми, кто пытался по-своему обновить это учение. Опровергал взгляды Богданова, называя их «жалкими», «смехотворными и архитуманными», лишенными дарования и мужества.
Сейчас подобные выпады читаются с огорчением: многие научно-философские достижения Богданова оказались новаторскими и плодотворными, чего нельзя сказать о Плеханове. Почти на всех его философских сочинениях лежит печать вторичности. Он не желал принимать всерьез никакие философские учения, кроме идеализма и материализма, который, как он утверждал, совершенно слился с наукой. Марксизм он считал высшей ступенью материалистического взгляда на мир. Правда, оговаривался: высшей «в настоящее время». И все-таки для него это учение представлялось истиной едва ли не в последней инстанции.
Огромное значение придавал Плеханов диалектике, называя ее «общей непреодолимой силой, против которой ничто устоять не может». Убежденность в ее всесилии была так велика, что он не обращал никакого внимания на противоречия и недоразумения, возникающие при переводе идеалистической диалектики в материалистическую. «У Гегеля диалектика совпадает с метафизикой. У нас диалектика опирается на учение о природе». Но ведь понятие «учение о природе» в данном случае философское, а не научное; значит, речь идет об идеях, превышающих возможности научного метода и, стало быть, тоже – метафизических. Вообще Плеханов (и не он один) как-то забывал о том, что оперирует идеями о материи и движении, причем подчас слишком упрощенными, не отвечающими уровню, достигнутому наукой. Одни абстракции (системы идеализма) подменялись другими (системы материализма), что вовсе не приближало их к действительности.
Плеханов указывал на «революционный характер диалектики» и был уверен, что уж теперь-то она поставлена «на ноги». На деле был произведен, пожалуй, кульбит. Не случайно за многие десятилетия господства в СССР – России диалектического материализма его многочисленным приверженцам удалось внести лишь незначительный вклад в философию. Более интересен, хотя и не очень оригинален «исторический материализм» Плеханова: человек заимствует необходимые для жизни вещества из окружающей внешней природы, которая в результате меняется, оказывая воздействие на человека. Плеханов подчеркивал влияние географической среды на развитие общества.
Данная тема успешно разрабатывалась немецкими географами, а также Э. Реклю во Франции и Г. Маршем в Америке. Плеханов поверхностно ознакомился с их исследованиями (чего нельзя сказать, например, о Ф. Энгельсе), потому не внес существенных дополнений в исторический материализм. А они были бы очень кстати, ибо цивилизации слишком часто истощают, обедняют природную среду, в результате чего деградируют сами. Хотя очередной экологический кризис обычно преодолевается переходом к новым технологиям. Как справедливо отметил Плеханов: «Свойства географической среды обусловливают собою развитие производительных сил, развитие же производительных сил обусловливает собою развитие экономических, а вслед за ними и всех других общественных отношений». Таким образом: «Естественная среда составляет важный фактор в историческом развитии человечества не благодаря своему влиянию на человеческую природу, но благодаря своему влиянию на развитие производительных сил».
В некоторых случаях Плеханов высказывал сравнительно оригинальные мысли. «Психология общества всегда целесообразна по отношению к его экономии, всегда соответствует ей, всегда определяется ею», – писал он. Тут последовательный материализм: общественное сознание определяется материальным бытием. Но дальше со ссылкой на Маркса: «У него экономия общества и его психология представляют две стороны одного и того же явления, “производства жизни” людей, их борьбы за существование… Экономия сама есть нечто производное, как психология». Тут они вроде бы образуют единство. Дальше – больше. Чтобы объяснить революционные социальные перевороты, Плеханов использовал казуистический прием: мол, и в таком случае психология приспосабливается к экономике, но только не к существующей, а будущей, призванной удовлетворить «так называемые духовные нужды людей», опережающие ход экономического развития. А в «Основных вопросах марксизма» он с полной определенностью заявил: «Свойства географической среды обусловливают собою развитие производительных сил».
