В ресторане гремел джаз. Посетитель подозвал официанта:
– Ваши музыканты играют по заказу?
– Да, сэр.
– Передайте им этот фунт стерлингов. Пусть они сыграют в покер.
Тут игра слов и смыслов с элементами абсурда соответствует ситуации. Но если слушатель предположит, что заказано музыкальное шоу с названием «покер», острота пролетит мимо цели.
В чем тут проявилось подсознание? Громкий шум раздражал, мешая вести разговор. Надо было утихомирить музыкантов. Как это сделал Шоу, зависело от его интеллекта, а не от бессознательной «экономии затраты энергии на упразднение задержки».
Фрейд считал, что шутка, игра слов, каламбур снимают напряжение, которое создано ограничениями, наложенными на личность воспитанием, социальными нормами, логикой, грамматикой. Рушится эта искусственная плотина, и эмоции вырываются наружу, вызывая чувство удовлетворения.
В таком объяснении есть доля правды, особенно в приложении к скабрезным анекдотам, непристойным намёкам, облечённым в приличную форму. Конфликт внешнего и внутреннего, формы и содержания нередко вызывает смех. Но только ли в этом разгадка остроумия?
Французский философ Анри Бергсон в работе «Смех» писал: «Не существует комического вне собственно человеческого». Другое условие: «Смешное может всколыхнуть только очень спокойную, совершенно гладкую поверхность души. Равнодушие – его естественная среда». И ещё: «Смешное не может нравится тому, кто чувствует себя одиноким. Смех словно нуждается в отклике… Один человек, которого спросили, почему он не плакал, слушая проповедь, на которой все проливали слезы, ответил: “Я не этого прихода”… Сколько раз указывалось на то, что смех зрителей в зале раздается тем громче, чем зал полнее».
Бергсон отметил именно рассудочность остроумия: «В обществе людей, живущих только умом, вероятно, не плакали бы, но, пожалуй, всё-таки смеялись». Этот вывод можно подтвердить множеством примеров. Приведем один из наиболее ярких.
Гениальную эпиграмму сочинил поэт и библиограф Сергей Александрович Соболевский (1803—1870). Предельно малыми средствами он достиг сокрушительного результата. Его сочинение из шести строк и семи слов требует пояснений: необходимый информационный потенциал.
Парнас – в Греции гора богов и героев; Пегас – крылатый конь вдохновения. Исходный материал для эпиграммы – книга Н. Сушкова «Обоз к потомству» – многословная и пустяшная. Её первые строки: «Начну решительно, смело, с плеча, как многие, многие начинали! Начну… да вот беда: с чего начать? Как приступить к делу, которое пойдет на суд к потомству – ого! вот куда с первого слова занесло мои записки… мое поэтическое воображение!.. Тьфу, ты, проклятое самолюбие! Тьфу, ты, змей искуситель…»
Соболевский отозвался об этом опусе так:
Идет
Обоз
С Парнаса.
Везет
Навоз
Пегаса.
Накопленная нами информация разряжается почти мгновенно. Реакция вызвана нашим сознанием. Тот, кто не знает, что такое Парнас и Пегас, не знаком с книгой Сушкова, не воспримет эпиграмму. Хотя и может улыбнуться: складно!
Мне доводилось писать несколько юмористических и сатирических сочинений. Обращаешься не к бессознательному, а к сознанию, стремясь вызвать у читателя осмысленный смех. Например:
«Скажи мне, кто я, и я скажу тебе, кто ты».
«Человек с открытым вырождением лица».
«Верный рецепт вечной молодости: умереть молодым».
«Лёгкая жизнь давалась ему с большим трудом».
Чтобы понять призыв – «Сотрём белые пятна до чёрных дыр!» – надо знать, что такое белые пятна в науке и чёрные дыры в астрофизике. Есть и более глубокий подтекст. Гипотеза Большого взрыва, предполагающая существование чёрных дыр, претендует на единственно верное объяснение рождения Вселенной, создавая иллюзию разгадки тайны бытия всего сущего.
Подобные сложные остроты встречаются редко, и они рассчитаны не на смех, а на размышления. Подавляющее большинство острот, анекдотов, эпиграмм, эпитафий доставляют интеллектуальное удовольствие лёгкостью восприятия, без большого напряжения ума.
Смех людей в зависимости от возраста, характера и ситуации
Фрейдист может воскликнуть: «Вот именно – удовольствие! А оно-то и есть сигнал из глубин бессознательного!». В общем виде – верно. Эмоции свойственны высшим животным, а у обезьян выражаются почти как у людей: они от горя впадают в истерику, мимикой выражают удивление или радость, от избытка чувств обнимаются. Однако мы, люди, потенциально наделены чувством юмора высокого уровня, до которого не могут подняться другие животные.
Повторю: смех бывает разный: глупый, умный, пошлый. Как верно заметил Ф.М. Достоевский, по качеству смеха проще всего или даже верней можно судить об уме и характере человека.
В подлинном остроумии – гармония смысла и подтекста, звучания слов. Это пробуждает чувство прекрасного, а неожиданный поворот мысли – радость озарения, пусть и по незначительному поводу.
«Путешествуя в мире очаровательных тайн, – писал Заболоцкий, – истинный художник снимает с вещей и явлений пленку повседневности и говорит своему читателю:
– То, что ты привык видеть ежедневно, то, по чему ты скользишь равнодушным взором, – на самом деле не обыденно, не буднично, но полно неизъяснимой прелести, большого внутреннего содержания, и в этом смысле – таинственно. Вот я снимаю пленку с твоих глаз: смотри на мир, работай в нем и радуйся, что ты – человек!»
…В этой главе примеров остроумия приведено больше, чем требовалось для анализа идей Фрейда. Книга, как любая шутка или сатира, предназначена читателю и должна ориентироваться на его интересы. Это определяет её структуру и стиль. Остроумие и любые продуманные тексты – продукт сознания. Именно со-знания, то есть совместного знания.
