Подкупает также стремление Симонова писать не обо всем на свете, а только о том, что он сам хорошо знает лично, изучению чего посвятил многие годы. Вот как он обозначает свою позицию в письме Брежневу: «Возьму только одну сферу исторических событий, над которой я уже десять лет работаю как писатель, – минувшую войну. Я убежден, что в ходе войны Сталин делал все, что он считал необходимым для победы, но это не может заставить меня забыть, что он же несет прямую ответственность за наши поражения в начале войны и все связанные с этим лишние жертвы. В ходе войны Сталин проявил крупный государственный ум, большую твердость и волю и внес этим значительный личный вклад в победу нашей страны над врагом. Об этом не следует ни забывать, ни умалчивать при одном непременном условии, – чтобы наряду с этим никогда и ни при каких обстоятельствах не забывать и не умалчивать о предвоенных преступлениях Сталина, поставивших страну на грань катастрофы».
В своем послании Симонов предстает как последовательный сторонник XX и XXII партсъездов, о чем не забывает упомянуть в тексте. Но, в отличие от двадцати пяти, он не превращает их материалы в священное писание, видит перегибы, допущенные Хрущёвым в его стремлении растоптать предшественника. «Мне кажется, – замечает Симонов, – что нам необходимо сейчас четко и публично отделить в сознании людей те глубоко верные общие выводы, к которым в отношении И.В. Сталина пришли XX и XXII съезды, от ряда явных передержек и несправедливостей, вроде “руководства войной по глобусу”, сказанных персонально Н.С. Хрущёвым». Главное в позиции Симонова – это его готовность к диалогу. «Нам нет нужды ни очернять, ни обелять Сталина, – подчеркивает он. – Нам просто нужно знать о нем всю историческую правду. Я принадлежу к числу людей, которым кажется, что знакомство со всеми историческими фактами, связанными с деятельностью Сталина, принесет нам еще много тяжких открытий. Я знаю, что есть люди, считающие наоборот. Но если так, если эти люди не боятся фактов и считают, что вся сумма исторических фактов, связанных с деятельностью Сталина, будет говорить в его пользу, то они не должны бояться ознакомления со всеми этими фактами. Поскольку в партии и в стране продолжаются споры вокруг этой проблемы, – и не надо закрывать на это глаза».
К сожалению, в том решении проблемы, которое предлагает Симонов, звучит голос уже не писателя – властителя дум, а бывшего партийного работника. «Мне кажется, – излагал он существо своей идеи, – что было бы правильным выделить на XXIII съезде партии комиссию из партийных деятелей и коммунистов-историков, которая последовательно и объективно изучила бы все основные факты деятельности Сталина во все ее периоды и в определенный срок представила бы на рассмотрение Пленума ЦК свои предварительные выводы… Основные выводы такой комиссии, исходящие из объективного изучения всех фактов, как мне кажется, будет правильным в той или иной форме довести до всеобщего сведения». Безусловно, необходимо было открыть все факты. Но сделать их доступными следовало не одной только комиссии съезда, составленной «из партийных деятелей и коммунистов-историков», а всем: писателям, публицистам, простым гражданам и, конечно же историкам, причем не только историкам-коммунистам. История выносит свой приговор, не оглядываясь на решения съездов КПСС и Пленумов ЦК. И уж устанавливать «определенные сроки», когда речь идет о поиске истины, – вообще неправомерно. Но Симонов жил в такую эпоху, когда обо всем этом еще не задумывались, а предложенное им в тех условиях стало бы громадным шагом вперед.
Стоит ли пояснять, что здравый и ответственный подход к прошлому, предложенный Симоновым, не встретил понимания у Брежнева? На XXIII съезде имя Сталина почти не упоминалось. Исключение составляло лишь выступление Егорычева. Он выразил неудовольствие по поводу антисоветской пропаганды, которая продвигалась под прикрытием критики «мнимых ужасов сталинизма». Зал аплодировал Егорычеву стоя, но партийное руководство предпочло этого не заметить, а Егорычев вскоре оказался в опале, за бортом большой политики. На XXIII съезде дух «консервативного реформаторства» в идеологической сфере проявился во всей своей красе: ни горячо – ни холодно, ни правое – ни левое, ни нашим – ни вашим. Критики Сталина праздновали свою победу – официальная позиция партии вновь осталась неизменной. Вот что вспоминает по этому поводу Арбатов: «На XXIII съезде вопреки требованиям сталинистов решения предыдущих съездов отменены не были. Хотя по духу своему съезд был не только бесцветным, а и консервативным, и уж, во всяком случае, не сделал ни одного шага вперед, но реставрации сталинизма не произошло. Тогда и это многие считали победой. Сейчас это может казаться невероятным, но само упоминание в официальных документах и речах XX и XXII съездов партии воспринималось как свидетельство того, что “крепость” еще не сдалась, обрело важное символическое значение».
Воцарившееся молчание в идеологической сфере фактически лишало народ его истории: трагической ли, героической ли – любой. Как совершенно точно отмечает Ю.В. Емельянов, «история СССР превратилась в собрание шаблонизированных оценок, скрывавших правду, а нередко искажавших ее»26. А без прошлого у народа нет будущего. Очень верно и одновременно образно запечатлел происходящее на историческом фронте поэт Александр Галич в своей песне «Съезду историков» – всего несколько стихотворных строк, а схвачена самая суть происходящего:
Полцарства в крови, и в развалинах век,
И сказано было недаром:
«Как ныне сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным хазарам…»
И эти звенящие медью слова,
Мы все повторяли не раз, и не два.
Но как-то с трибуны большой человек
Воскликнул с волненьем и жаром:
«Однажды задумал предатель-Олег
Отмстить нашим братьям-хазарам…»
Уходят слова, и приходят слова,
За правдою правда вступает в права.
Так помните ж, люди, и знайте вовек,
И к черту дурацкая смута:
«Каким-то хазарам, какой-то Олег,
За что-то отмстил, почему-то!»
И это преданье седой старины —
Пример для историков нашей страны!
Здесь следует отметить одно важное обстоятельство, по-новому высветившее суть происходивших в те годы процессов в обществе. Как показывают неоспоримые факты, в формировании стиля «консервативного реформирования» в идеологии, когда подлинные проблемы тщательно затушевывались, были виновны не только высшие руководители партии и страны, но также их многочисленные помощники и советники из числа «прогрессивной интеллигенции». Об этом без стеснения, совершенно открыто пишет, например, Арбатов. Так, в его воспоминаниях имеется эпизод, связанный с первой поездкой Брежнева в Грузию в своем новом качестве генерального секретаря. Действие разворачивалось в начале ноября 1966 года. Брежнев планировал вручить республике орден. Соответственно случаю Брежневу нужно было произносить торжественную речь. Вот вокруг этой речи и развернулась, по определению Арбатова «одна из самых острых схваток», в которых ему довелось участвовать. Предоставим слово самому академику:
