Я чувствовала воодушевление.
– Мне никогда не приходилось делать подобные вещи, – сказала я Марии, когда мы только начали. За годы эти расщелинки стали желтыми; сложно было представить себе, что когда-то они были белыми. Томми спал наверху. У нас был целый час до того, как он проснется.
И вот я стою на коленях, опираясь на руки, в джинсах и старой футболке Рэя, и рьяно вычищаю грязную полоску цемента между плитками кафеля, вдыхая едкий запах отбеливателя, прямо как в эвергринском бассейне.
Именно тогда эти хитрые мысли прокрались в мою голову: хорошо, когда Джоан нет.
Я резко встала и облокотилась о край ванны.
– Миссис Бьюкенен? – Я поняла, что Мария стоит сзади и не может решить, стоит ли меня трогать.
– Я в порядке, – отозвалась я. – В порядке. – Я медленно выпрямилась. – Просто небольшое головокружение.
На кухне я налила себе стакан воды. Я встала у окна, любуясь чистой свежескошенной травой. Удивительно, если зеленая трава продержится до конца лета, если жара не засушит ее к тому времени. Сколько ни поливай, как рано ни выходи, чтобы включить распылители, хьюстонское солнце убивало все на своем пути. Это всегда было лишь вопросом времени.
Глава 21
1957
В День независимости всегда хочется надеть что-то более-менее патриотическое, но не хочется выглядеть нелепо. Мой выбор пал на бледно-голубое хлопчатое платье в горошек с завязками вокруг шеи. Оно немного прикрывало мои колени: немного короче – и было бы безвкусно, чуть длиннее – и я была бы похожа на попрошайку из пятидесятых.
Это был четверг, начало длинного выходного. Два дня подряд все будет закрыто. В Хьюстоне весело по праздникам. Вечеринки будут и в субботу, и в воскресенье, но в четверг – самая крупная, ее устраивает сам Гленн Мак-Карти в «Трилистнике». Он пытался произвести впечатление после провала «Гиганта».
Для завершения образа я надела красный акриловый браслет; Рэй надел галстук в тон. Мы были очаровательной парой. Перед уходом мы попросили Марию сфотографировать нас.
– Скажите «чиз», – сказала она, и все мы улыбнулись, даже Томми.
Одна рука Рэя была на моей талии, другая – на плече Томми. Он гордился нами. Я гордилась нами.
У нас все еще есть та фотография – одна из моих любимых. Такая яркая. Улыбка Томми тянется от уха до уха. Я выгляжу такой счастливой, что аж хочется протянуть руку сквозь фотографию и шлепнуть по моей румяной щеке.
Вчера Томми снова заговорил, назвал меня «ма» еще два раза, один – при Рэе. Первый раз – когда я пришла, чтобы разбудить его.
– Ма, – и показал на меня.
Затем еще раз, когда я рассказывала об этом Рэю, и он отменил все встречи, поменял график и приехал домой пораньше в надежде услышать, как Томми снова скажет хоть слово. И он сказал: в детской, играя со своими кубиками, Томми посмотрел на Рэя, показал на меня кубиками в обеих руках и сказал: «Ма» – будто рассказывал Рэю, кто я. Вот так, спустя столько времени, просто взяло и случилось то, чего я ждала, желала, предвкушала с тех пор, как выяснилось, что Томми отстает в развитии. Теперь, когда Томми сказал одно слово, ничто не помешает сказать ему еще одно слово, и еще одно, и еще. «Ма» превратится в «мама», затем он скажет «папа», и «Мария», наверное. Потом слова превратятся в выражения: в просьбы, в желания.
– Спасибо, – сказала я Марии, забрав камеру.
Она кивнула, но не посмотрела мне в глаза.
– Нам повезло с Марией, – сказал Рэй, выезжая на дорогу. Мария с Томми стояли у двери и махали нам. – Томми любит ее.
Я кивнула и похлопала его по ноге. Насколько помню, я тогда ощущала, что все у нас на своих местах. Я была довольна своей семьей. Довольна тем, как красиво садовник подстриг клумбы. Довольна своей гладкой и упругой грудью под платьем.
– Будет весело, – сказала я, искренне поверив в это: за очень долгое время это была первая наша вечеринка без Джоан. – Там не будет Джоан.
Рэй кивнул:
– Ты упоминала об этом.
Я не совсем поняла его тон. Но затем он дотянулся и нежно сжал мое бедро, и я поняла, что все хорошо.
Наш идеальный мир проплывал мимо окон машины. Мы проехали Эвергрин, но не дом Джоан. Через несколько лет мы переедем из нашего дома в дом побольше. А может, даже купим участок земли и построим дом нашей мечты. Все чаще и чаще Рэй стал называть дом, где мы жили, «первый дом»; не было причин сомневаться в том, что он продолжит подниматься по карьерной лестнице, получая все больше влияния, власти и денег. А я, конечно же, буду рядом с Рэем. Хотелось ли мне иметь дом побольше? Машину покрасивее? Шикарно проводить отпуск? Естественно, хотелось.
Мы подъезжали все ближе и ближе к Эвергрину. Я звонила Джоан в понедельник, из кладовой, в это время Томми был наверху, а Мария занималась стиркой. Я не хотела марать свою репутацию! Прошло почти две недели с тех пор, как я была у нее дома и разговаривала с ней у бассейна. «Ничего не случится, – думала я, – если я поговорю с ней всего одну минутку».
– Джоан? – сказала я, когда она подняла трубку. И если у меня был недоверчивый голос, на то были основания. Обычно отвечала Сари, особенно – я взглянула на часы, 10:03 – так рано.
Она засмеялась:
– Ты хотела услышать президента Эйзенхауэра? Это я, куколка. Я давно проснулась.
– Что ты делала?
Я представила себе, как она пожала плечами.
– Гуляла. Читала. Курила. – И, будто вспомнив это чувство, она глубоко вдохнула и выдохнула. Она держала трубку близко ко рту, но меня это не раздражало, я была рада слышать ее дыхание. Она все еще была той Джоан, курящей, читающей, гуляющей и болтающей со мной, лучшей подругой, по телефону.
– Томми заговорил, – выпалила я.
– Правда? – рассеянно сказала она. У меня было чувство, будто она дала мне пощечину сквозь трубку. Но, кажется, она собралась. – Это прекрасно, Сесе. Я так рада.
– Мы тоже рады, – сказала я, стараясь не заплакать. До этого момента я и не осознавала, какую радость, какое облегчение мы ощущали. Джоан помогла мне понять, она внесла ясность в нашу ситуацию.
– Ты пойдешь в «Трилистник» в четверг? – спросила я, зная ответ наперед. Конечно пойдет. Она никогда не пропускала эту вечеринку.
– В четверг? Ах да. Четвертое июля. Не думаю, куколка.
Сид. Они поедут куда-то в другое место. Возможно, в Галвестон.
– Но ты всегда ходишь, – сказала я и попыталась скрыть нотку отчаянья.
– Что ж, в этом и заключается суть понятия «всегда». Всегда до некоторых пор.
Затем я услышала, как она с кем-то шепчется. Я прижала трубку к уху, но не смогла разобрать ни слова. Я даже не могла понять, с мужчиной или с женщиной она говорит.
