Неподалеку от меня болтала компания мужчин и женщин, одни стояли, другие сидели. Я даже надеялась, что кто-то из них обернется и спросит, кто я, но этого не случилось. Они были увлечены разговором, а я была просто одной из толпы.
– Джин с мартини, – сказал Луис. – Чистый.
Я хотела дать ему чаевые, но у меня не было с собой сумочки. И, возможно, в пентхаусе не принято давать чаевые. Кто знает. Интересно, как часто сюда приходила Джоан и с кем? Бывал ли здесь Сид и правда ли Джоан знала его так долго?
Я больше не чувствовала себя брошенной, как тогда, когда впервые увидела Джоан. Мою боль заменило сильное любопытство. Отчаянное любопытство. Мысль, которая пришла мне в голову во время чистки пола с Марией, не покидала меня: хорошо, когда Джоан нет. Мне хотелось выяснить, что с ней происходит и что происходило, перед тем как покончить со всем этим.
– А где все? – спросила я Луиса, попивая свой мартини через соломинку, украшенную трилистником.
Я пыталась говорить так, будто мне вообще все равно, где все. Я больше не вела себя, как Джоан. Этот образ мне был нужен лишь для того, чтобы попасть сюда. Теперь я была Сесе, а глоток мартини, который я сделала, оказался таким терпким, что я едва не выплюнула его. Луис ничего не ответил, и я ощутила, как покраснели мои щеки.
– Я не понимаю, почему люди так рвутся сюда, наверх, – сказала я, уставившись в бокал. – Если Россия сбросит на нас бомбу, то мы пострадаем первые. Лучше уж быть внизу, – я подняла глаза на Луиса. Он молча смотрел на меня. Я показала на пол. – Чем тут, ближе к небу.
Я не могла остановиться. Я хотела было продолжить, но Луис протянул свою холодную ото льда и металлических шейкеров руку через бар и положил на мою. Луис годился мне в дедушки. Я приняла это как милость.
– Мисс Фортиер вон за той дверью, – сказал Луис. Он убрал руку и показал на ближайшую дверь. – Она не одна.
Я подошла к двери и, не дав себе возможности передумать, открыла ее. Сначала я не видела ничего, но потом мои глаза постепенно привыкли к темноте. Зачем только я собиралась с духом? Я оказалась в длинном пустом коридоре с дверью в самом конце.
Я прижала мартини к груди, проливая напиток на платье. Ковер был плюшевым, и было очень сложно идти на каблуках. Я непроизвольно вспомнила тот длинный коридор в Шугар-Лэнде, в Техасе, много лет назад. Тогда я тоже шагала в неизвестность в поисках Джоан. И вот, спустя пять лет, я делаю это снова.
Я вспомнила, как пахло в доме в Шугар-Лэнде: саше, пленка, накрывающая мебель, призрак парфюма Джоан.
Дойдя до второй двери, я прижала к ней ухо, но ничего не услышала.
Я повернула ручку, ожидая, что будет закрыто, – Сид и Джоан, наверное, там вдвоем, занимаются сексом, но мне было все равно.
Дверь оказалась открытой, и я сразу же увидела, что Джоан в комнате не было. Только Сид и еще трое мужчин, которых я обнаружила, войдя внутрь.
Они стояли у стеклянного стола и что-то рассматривали. Бумаги. Я заметила портфель и хрустальный графин с коричневым ликером. Ручку. Разнообразные мужские аксессуары.
– Сид, – сказала я дрожащим голосом. Я попыталась успокоиться. – Сесе. Сесилья Бьюкенен.
Я протянула руку – для рукопожатия? поцелуя? Я не знала. Но лицо Сида оставалось безучастным, его жизнерадостность, которую лицезрела публика, куда-то испарилась. Это был именно тот Сид, но казалось, что передо мной стоит совершенно другой человек.
Его друзья – или коллеги? – смотрели на меня такими же пустыми глазами, и я вспомнила день, когда увидела его впервые. То, как он напугал меня, а я даже не понимала почему. Я поставила мартини на край медного стола у двери и собралась уходить.
– Я, кажется, ошиблась дверью, – промямлила я.
Компания странных незнакомцев не внушала доверия. Я подумала, что, быть может, Джоан исчезла и я тоже могу исчезнуть. Все мы могли просто взять и исчезнуть.
Я чуть не ушла – моя рука уже касалась ручки. Но нет, я должна была найти Джоан.
Я обернулась и встретила взгляд одного из мужчин, который лениво перебирал сигарету между пальцев. Он остановился, посмотрел на Сида, и я поняла, что мне не стоит бояться никого, кроме самого Сида.
– Джоан? – сказала я, гордясь тем, насколько чисто прозвучал мой голос, как колокольчик в тихой комнате.
– Она там, – спустя пару секунд сказал Сид, хотя я понятия не имела, где это «там». Он хотел заставить меня ждать. Я подождала. – В спальне, – сказал он и указал на французскую дверь в дальнем углу комнаты. И махнул рукой, будто позволив мне пройти.
Войдя, я поняла, что это номер люкс: Сид и его коллеги находились в гостиной, а Джоан – в спальне. Именно сюда придет Сид, завершив то, чем он там занимался; он скажет мужчинам уйти, зайдет в эту комнату, разбудит Джоан, и они займутся сексом. А может, он и не станет ее будить. А может, и не скажет мужчинам уйти. На протяжении многих лет Джоан позволяла едва знакомым ей мужчинам пользоваться собой. Что помешает ей поступить так еще раз? А может, она уже поступила?
Джоан спала в своем красивом белом платье, ее макияж был идеальным, несмотря на пятнышко пепла от фейерверков на щеке. Я аккуратно стерла его большим пальцем. Ну вот. Теперь она выглядела идеально. Я постояла секунду-две. Может, и десять. Я потеряла счет времени. Она не двигалась и была настолько уязвимой, что я ощутила такое желание защитить ее, какого не ощущала с рождения Томми. Я посмотрела на часы: половина четвертого утра. Рэй наверняка ищет меня внизу, но он был в миллионе километров отсюда.
Джоан открыла глаза. Она так долго молча смотрела на меня, что я подумала, что она все еще спит.
– Се, – сказала она. – Ты не должна быть здесь.
Значит, она соображает, что происходит. Это было первым, что я отметила. Но тут она села, и я увидела синяк на ее плече – там, где сморщилось ее платье.
Она заметила, куда я смотрю, притронулась к синяку, а затем снова положила руку на колено.
– Я нашла тебя, – сказала я, будто мы играли в игру, где Джоан – это приз. – Кто эти мужчины?
Джоан не ответила.
– Кто этот Сид, Джоан? Скажи мне, кто он.
Ответа не последовало.
– Джоан, тебе нужно уходить. Поехали со мной.
– Куда ты хочешь забрать меня, Се?
Об этом я не подумала.
– Домой, – уверенно сказала я. – Я отвезу тебя домой.
– Ко мне домой или к тебе?
Ко мне домой ее везти точно нельзя. А в ее доме теперь поселился Сид.
– В Эвергрин, – сказала я.
Она скривилась.
– Эвергрин. Ты и мама – единственные люди, которые все еще его так называют. Конечно, папа тоже называл бы, если бы его мозг не превратился в вату.
Я вытянула руку:
