– Вот же он, – снова сказала Мария. Томми моргнул. – Звонила миссис Фортиер, – добавила она. – Просила срочно перезвонить.
Мэри проводила меня в официальную гостиную Эвергрина, а не в кабинет или столовую, как обычно. Я совсем не хотела там находиться, но должна была – ради себя самой, – чтобы наконец закрыть вопрос Джоан с Мэри.
Мне двадцать пять лет. Я больше не могла присматривать за Джоан.
Мэри выглядела решительно. Я присела на шелковый диванчик, Мэри – напротив меня, на стул с высокой спинкой. В комнате было почти сорок градусов жары, но Мэри не доверяла кондиционерам. В углу комнаты стоял вентилятор, от которого, естественно, не было толку. Она впервые не предложила мне попить, не помню, чтобы Мэри когда-то еще забыла это сделать. Я скрестила лодыжки, разгладила юбку на бедрах.
– Здесь очень жарко, – сказала я и тут же пожалела об этом.
Но Мэри, кажется, не заметила моих слов.
– Я позвонила, потому что мне нужна помощь, Сесе. Мне нужна помощь.
Я ждала. Вдруг Мэри показалась мне очень старой. Она выглядела на свой возраст. Даже старше. Она не была первой леди Эвергрина, несмотря на то что десятилетиями управляла Ривер-Оукс. Передо мной была пожилая женщина, излишне худая. На ней была рубашка, из ворота которой выглядывали ее выступающие ключицы, юбка, которую нужно было подшить.
Да уж, неприятное перевоплощение. Стыд – явно не то чувство, которое можно ассоциировать с Фортиерами. Это чувство я ассоциировала исключительно со своей семьей: с мамой, которой нельзя было довериться; с папой, который жил со своей любовницей в Уорике.
– Чем я могу помочь, Мэри?
Она тревожно взглянула на меня. Я поняла, что никогда раньше не называла ее по имени.
– Джоан отдалилась, – сказала она. – Она не приезжает к нам по нескольку недель. Но вчера она заехала. Она плохо выглядит. – Мэри теребила маленькую игольницу. – Сидней Старк… – сказала она, вопросительно повысив голос в конце предложения. – Она была с ним.
– Да. С Сидом. – В этом мужчине явно было что-то не так, но к тому времени я уже перестала думать о нем.
– Сид? Вы столь близки?
Я раздраженно покачала головой:
– Нет. Я едва с ним говорила.
– Так ты согласна, что Джоан плохо выглядит в последнее время?
Я потихоньку теряла самообладание.
– Я не знаю! – Я заплакала, сорвавшись оттого, что она снова прижала меня к стене. – Не знаю. Иногда Джоан пропадает, и между нами растет пропасть, как хотите это называйте. Я не знаю, почему так. – Я не осмелилась сказать, но подумала: «Я уже перестала размышлять над этим».
Мэри слабо протянула руку. Казалось, мой срыв стал последней каплей.
– Ты ведь знаешь, я не из такой семьи, как Фарлоу. Спасибо тебе, Сесилья, спасибо, что приехала. Я всегда считала, что значу меньше из-за моей – как бы это сказать? – скудной родословной. – Вот теперь она была больше похожа на себя прежнюю. – Но сейчас я понимаю, как мне повезло. Я никому ничего не должна. – Ее голос вдруг стал еле слышным. – Джоан, как ты понимаешь, стала мишенью, и все из-за ее семьи. Она всегда была мишенью. Это то, что она унаследовала от Фарлоу. Не от меня.
– Как это – «мишенью»?
– Красивая девушка с целой кучей денег – всегда мишень, хочется ей этого или нет. – И тут Мэри вдруг снова стала сама собой. – Видишь ли, милая, Джоан долго не приезжала. Я не видела ее несколько недель. Сид забирает ее от нас.
Я терпеть не могла, когда она называла меня «милая», будто я ребенок.
– Возможно, это – именно то, чего ей хочется.
– Разве ты не переживаешь за нее?
– А за что переживать, Мэри?
Мэри покачала головой:
– Я не знаю.
– Вы боитесь, что он ее обидит? – Я вспомнила о ее синяке.
– Он испортит ее репутацию, – резко сказала она. – Он обесчестит ее. Он ведь использует ее, разве ты не видишь?
В углу комнаты стоял бар с разными графинами, наполненными янтарными жидкостями. Я отчаянно хотела выпить. И решила налить себе. Я встала, подошла к бару, открыла его и налила себе немного скотча. Мэри была шокирована. Хорошо. Впервые в жизни мне захотелось удивить Мэри Фортиер. Я устала от ее болтовни о Семье, Деньгах, Ответственности и Трудностях. Джоан плохо себя вела. В этом вся суть.
Я сделала глоток. В горле приятно запекло.
– А что, если Джоан нравится, когда ее используют? – спросила я.
Мэри схватилась за сердце:
– Сесилья!
– Вы боитесь, что люди начнут распускать сплетни. И это все, что мы делаем, да? Беспокоимся о Джоан. Но самой Джоан не нужна моя помощь. Не думаю, что я хоть когда-то была ей нужна.
Я думала о ней прошлой ночью, в постели, о синяке на ее плече. Вспоминала о том, как она просила – нет, требовала, – чтобы я уехала.
– Но ты ведь любишь Джоан, – сказала Мэри. Я никогда не видела ее настолько взволнованной. – Помоги ей.
– Что я могу сделать? По частям увезти от Сида? – Я сделала паузу. – Да, я люблю ее.
Мои глаза наполнились слезами. Джоан была для меня все тем же смеющимся златоволосым ребенком, который обнимает Дори и наблюдает за птичками в гнезде. Это было столько лет назад. Мама говорила, что дни господствуют над годами. И это правда.
– Люди уже обсуждают ее. Джоан делает то, что хочет. Вы собираетесь снова отправить ее куда-нибудь?
Мои щеки пылали.
– Ей уже двадцать пять лет. Если бы она была ребенком, можно было бы попросить Дори разобраться. Она ведь у вас на кухне?
Я не ожидала услышать ответ. Мэри удивленно смотрела на меня.
– Я люблю Джоан, – повторила я. И подумала о Томми, о том, как он купается. Подумала о Рэе, который, вероятно, скоро приедет с работы. – Но я не могу вам помочь. У меня есть своя семья, своя жизнь.
Я поставила хрустальный стакан на столик. Мэри взяла его и переместила на серебряный поднос – в знак того, что унесет его с собой.
– Спасибо, Сесилья. Это все. Я думаю, ты найдешь выход. Этот дом когда-то был и твоим.
Я встала.
– Он никогда не был моим, – сказала я. – Думаю, мы обе понимаем это.
– Разве? – удивилась Мэри.
Я посмотрела ей в глаза:
– Я была просто служанкой, которая помогала вам с дочкой.
Перед тем как завести машину, я закурила. Моя спина была мокрой.
На улицах было тихо и безлюдно, как обычно бывает на следующий день после праздника. На полпути домой я чуть не проехала поворот на Трун, совсем позабыв следить за дорогой. Серебристая машина позади меня громко засигналила.
– Простите, простите, – промямлила я и махнула рукой.