Я припарковалась у обочины и потушила сигарету о выдвижную пепельницу. Нужно было ее почистить. Я никогда не делала этого. За нашими машинами ухаживал Рэй, а точнее, он нанял мужчину, который приходил к нам по воскресеньям.
Уверенность в себе, которую я чувствовала в Эвергрине, испарилась. Мэри никогда не простит меня.
У меня запульсировало в голове. На секунду даже помутилось в глазах.
Я повернула на соседнюю улицу, остановилась у кофейни и купила пинту шоколадного мороженого.
– Хорошо отметили День независимости? – подмигивая, спросил пожилой кассир. Они с женой открыли эту кофейню еще в моем детстве. Мы с Джоан приходили сюда, садились у прилавка и пили молочные коктейли с кока-колой.
– Да, хорошо, – сказала я, пока он набирал мороженое. За всю жизнь он стал мастером в этом деле. – А вы?
– О да! – Он разгладил верхушку мороженого тыльной стороной ложки так гладко, как будто наносил завершающие штрихи на свадебный торт, и закрыл холодильник. Немного повеяло холодом. Он вручил мне коричневый бумажный пакет. – А куда направляешься теперь, дорогуша?
– Домой, – не сомневаясь, сказала я.
Даже если Рэй и был удивлен, увидев меня, то не показал этого. Я подняла вверх пакет как доказательство.
– Мороженое, – сказала я, – чтобы отметить день после Четвертого.
Мария уехала рано, а Томми в этот день не спал допоздна. Судя по всему, прошлую ночь в клубе мы обсуждать не будем, и я была за это благодарна Рэю. Когда стемнело, мы зажгли бенгальские огни и разрешили Томми их подержать. Он делал это с не присущей детям его возраста осторожностью.
Я наблюдала за тем, как Рэй помогает Томми, и думала о том, как же мне повезло. Джоан не была настолько моей, как они. Да это и невозможно. Она принадлежала маме, папе. Мужчине, который рано или поздно женится на ней. Однажды она обязательно выйдет замуж. А если не выйдет, что ж – в конечном счете, она станет ничьей. И это будет ее выбор.
– Я держусь подальше от Джоан, – сообщила я Рэю, когда мы легли в постель. – Я так решила.
Рэй похлопал меня по руке под одеялом. Я поняла, что он хотел бы поверить мне, но не мог.
– Нельзя продолжать в том же духе.
В каком духе? Я могла спросить, что он имеет в виду. Но я и так знала, о чем шла речь.
– Я знаю.
– Ты помнишь, когда ты вышла за меня?
– Конечно, я помню, Рэй. – Его тон насторожил меня.
– Ты помнишь, как звали свидетельницу на нашей свадьбе?
– Нет.
Она была милой сутулой седовласой старушкой, но я никак не могла вспомнить ее имя. А может, я и вовсе не знала его.
– Совсем не помню. – Наше свидетельство о браке лежало где-то среди остальных документов. – Хотя я могу поискать свидетельство. Сейчас…
– Ее звали Ронда Филдс. Я еще помню. Странно, как некоторые вещи остаются в памяти.
Я сжала руку Рэя. Он пугал меня. Он вовсе не ностальгировал. Он неспроста вспоминал былые дни.
– Ронда Филдс, – повторила я.
– Мы не могли пригласить никого из моей семьи. Потому что Джоан там не было. Поэтому мы позвали Ронду Филдс.
– Прости, – сказала я.
– С момента нашего знакомства и по сегодняшний день я был для тебя на втором месте, после Джоан. Так ведь?
Мне хотелось выключить свет. Рэй никогда не говорил таких вещей мне в лицо. Для меня это было неожиданностью.
– Джоан – больше, чем просто подруга. Джоан… – Я не могла этого описать. Я бы променяла сто лет дружбы с Сиэлой на пятнадцать минут с Джоан без промедления. Мне нравилась Сиэла, мне было приятно с ней общаться. Но ни с кем я не чувствовала себя так, как с Джоан.
– Что Джоан? – Его голос был пугающе спокойным. – Она ведь для тебя все?
– Нет! – сказала я. – Нет, конечно, она не все. Вы с Томми для меня все.
– Правда?
– Правда! – Я плакала. – Правда. Но Джоан… – Я пыталась сформулировать. – Она – загадка, – наконец сказала я. – Загадка.
– Не бо́льшая загадка, чем ты или я. Не больше, чем кто-либо в мире.
Может, он и прав. Я не видела себя со стороны, как видел Рэй. Также я не могла адекватно воспринимать Джоан. Она была слишком мне близка. Она была в моей коже, в моих костях. Я чувствовала ее, но не видела.
Она была моей матерью, отцом, сестрой, подругой. Она заменила мне всех на свете. И даже в тот момент мне хотелось держать Джоан в секрете. Я хотела скрыть то, что она для меня значила. Она была загадкой, которую я пыталась разгадать с самого детства. Она стала величайшей загадкой всей моей жизни.
– Я ведь говорила тебе, – сказала я. – Мы уже не будем так близки. Да, так было раньше. Но теперь у Джоан своя жизнь, а у меня – своя.
– Я слышу это не впервые.
– В этот раз я настроена решительно. – И это было правдой. – Я больше не смогу ей помочь. Теперь я это поняла. Я не смогу ей помочь…
Рэй убрал руку. Я подумала, что он злится, но Рэй начал слегка поглаживать мою руку, сверху вниз, соблюдая какой-то ритм, известный лишь ему одному. Это был самый нежный жест, который только мог быть между нами.
– Я не вру, – прошептала я.
– Я знаю.
– Это конец.
– Я надеюсь. Именно конец, Сесе. А не как в прошлые разы.
После того как Рэй уснул, я еще долго лежала и думала. Что значит покончить с человеком? Какой моя жизнь будет без нее? Я потрогала свой живот, где, возможно, скоро появится еще один малыш.
Раньше я думала, что если я расскажу Рэю о том, что Джоан много лет назад сделала с моей мамой, то он подумает, что я ей чем-то обязана. Но это не так. Он сказал бы, что мы были детьми и не понимали, что делали. Что такие вещи могут случиться в молодости, что жизнь продолжается и нельзя вечно быть в долгу перед двумя пятнадцатилетними девочками.
Я открыла воскресный выпуск «Хроник» и увидела фото Джоан с Сидом. Торжественно улыбаются со сцены у бассейна в «Трилистнике». Я смотрела на нее достаточно долго, в результате умудрилась сжечь целую партию блинчиков.
Рэй, все еще в пижаме, вышел на запах горелого. Я выбросила блинчики в мусорное ведро, перевернула страницу в газете, положила ее около тарелки Рэя и успела поджарить новую партию блинов, предварительно подогрев сироп в соуснице на плите.
– Все готово, – сказала я. – Если будешь завтракать сейчас, то блинчики не успеют остыть.
Прежде чем сесть за стол, Рэй поцеловал меня в щеку. Я порезала стопку блинов на восемь частей и поставила на поднос перед Томми.
– Ммм, – сказал он, и мы с Рэем посмотрели друг на друга с восторгом, присущим лишь родителям. «Мы сделали это», – гласил взгляд. До нас не существовало Томаса Фицджеральда Бьюкенена, а теперь он был. И даже делал такие вещи, каких не делал всего неделю назад, например не говорил «Ммм», когда ему давали блинчики.
