Лиза поняла это.
– Знаете, что… – голос у нее стал как будто тверже. – Мой учитель говорил: никогда нельзя петь для кого-то, понимаете? Надо петь только для себя и немножечко для Бога. Вы это понимаете?
– Да, да! – Почти выкрикнул я, почему-то именно в этот момент осознав весь комизм ситуации: мы находимся на расстоянии десятка метров друг от друга, но почему-то упорно говорим по мобильникам. – Может, мы с вами, наконец, уже воссоединимся? Поужинаем где-нибудь, поговорим?
Я вдруг понял, что сто лет не приглашал незнакомых женщин в ресторан, сто лет ни за кем не ухаживал и тысячу лет не объяснялся в любви. Все как-то само собой происходило, а это, наверное, не правильно.
– Нет, нет, – как-то излишне поспешно затараторила Лиза. – Нет, нет, – зачем-то повторила она. – Не сегодня. После концерта… Глупо… Нельзя… Я обязательно на что-нибудь обижусь.
– На что?
– Не знаю… После концерта… Обнаженное все очень, понимаете? Без доспехов. Ну, вы ведь – творческий человек, должны понимать. Вы что-нибудь скажете вполне себе незначительное и невинное, а я обижусь. Глупо обижаться на человека при первом свидании, правда?
Лиза сделала попытку рассмеяться, но попытка явно не удалась. Я молчал.
Лиза продолжала:
– Ну, когда все заканчивается и начинается нормальная жизнь… Ну, в смысле, концерт заканчивается, и начинается все это… Ну, в смысле – жизнь… Вот этот вход оттуда – сюда. Все очень обижает и ранит, понимаете?
Боковым зрением, я почувствовал, что рядом остановилась машина.
Лиза опустила стекло, я тоже опустил.
– Но вы мне обязательно позвоните, – сказала она почему-то очень тихо. – Обязательно. Имейте в виду: я буду ждать!
Она улыбнулась и умчалась.
Именно в эту секунду мне показалось, что я знаю ее много-много лет и что у нас есть какая-то общая жизнь. Не будет, а уже есть.
Тогда я еще не знал, что Лиза умеет делать так, чтобы о ней постоянно думали. О, это великое умение женщины: исчезать из жизни мужчины так, чтобы оставаться в его памяти и сердце. О, эти безумные диалоги, которые ведет мужчина с женщиной, когда той нет рядом! О, эти бесконечные решения, которые принимаются в отсутствии, чтобы потом в присутствии ничего не сказать и ничего не решить… О, это великое женское оружие: заставить мужчину думать о себе. Лишь та, которая этим оружием владеет, может рассчитывать на настоящую мужскую любовь и настоящую мужскую страсть.
Лиза всем этим владела. Но тогда я об этом еще не знал.
Я ехал домой, и странным образом у меня в голове сразу и вдруг сложилась завтрашняя репетиция: я понял, что надо говорить артисту, играющему Лопахина и как всю сцену строить…
Все очень просто: монолог Лопахина – это как бы отдельный «спектакль в спектакле», в котором Лопахин проживает всю свою жизнь, причем и прошлую и будущую, отдаваясь и мечтам, и воспоминаниям со страстью сегодняшнего дня. Если не ошибаюсь, Смоктуновский говорил: «Не знаешь, как играть, – играй странно»…
Но это не сумасшествие, не нервная истерика, – нет! Это умение прожить за несколько минут всю свою жизнь. Никаких не надо игр с маской, никаких разукрашиваний. Живой, настоящий человек в одно и то же мгновение живет и в прошлом, и в настоящем. Это могло быть очень интересно.
Я ехал и думал: это понимание пришло случайно, просто потому, что я встряхнулся, получил сильное эмоциональное впечатление, или все-таки оно наступило благодаря Лизе? Разумеется, я мог убедить себя, как в том, так и в другом. Поэтому вопрос стоял так: в чем себя убеждать? Потому что, если Лиза – это женщина, которая дарит вдохновение, – тогда я погиб окончательно.
Знаешь, сынок, в твоем возрасте у парня есть, в сущности, одно желание: затащить женщину в постель. И это хорошее желание, правильное, естественное. Но когда ты вырастешь, ты поймешь: самое прекрасное в любви – это «предлюбье». Когда уже всё ясно, но еще ничего не решено. Когда еще нет никаких проблем, но зато есть столько прекрасных фантазий! Когда твой ум убеждает тебя, что ты еще свободен от любви, но чувства томно подсказывают: нет, дружок, ни хрена не свободен, попался, милейший. Когда ты станешь старше, ты будешь стараться продлить это самое «предлюбье», прекрасно понимая, что, как любое начало, оно так и стремится исчезнуть, превратившись во что-то конкретное, а, значит, проблемное и печальное…
С таким ощущением я еще долго катался по городу. Едва ли не впервые в жизни я ездил в тишине: я не мог слушать всю ту муру, которую передают всякие FM. Слушать такую «музыку» после Лизиного концерта – это все равно, что жевать петрушку после шикарного ужина.
Когда я пришел домой, все уже спали. С радостью и удивлением я обнаружил, что впервые за долгое время меня дома ничего не раздражает. Как будто я зашел сюда из другого мира, заглянул на минутку, а скоро опять уйду в тот мир, где хорошо.
Я понимаю, сынок, что наказы родителей детям не интересны. Отвергая родительские наказы, вы считаете, что направляетесь к свободе, хотя чаще двигаетесь к житейским проблемам и житейской глупости. Не об этом речь. Я просто очень бы хотел, чтобы ты запомнил: «предлюбье» всегда порождает ощущение гармонии. Это любовь может уничтожить мир, раздергать его, даже убить. Любовь требовательна и конкретна, «предлюбье» фантазийно и воздушно. Дли его сколь возможно, сынок. Поверь мне: ты не пожалеешь.
Я позвонил Лизе на следующий день. До репетиции. Я был уверен: если позвоню до – буду репетировать с хорошим настроением.
Мы договорились о встрече мгновенно.
Репетиция прошла замечательно. Актер, играющий Лопахина, все понял. Потом он даже получит какую-то премию за мужскую роль. Но это будет потом.
Потом еще много чего будет.
х х х
Какие только мысли не приходят в голову человеку, особенно по утрам. Вот я лежал на своем матраце, понимая, что безбожно опаздываю на репетицию (а я ненавижу собственные опоздания на репетиции) и думал странные какие-то мысли. Я думал о том, что в моем возрасте человек все чаще всерьез задумывается о неминуемой встрече с Богом.
И вот он думает, человек: разумеется, есть у меня грехи всякие, понятно, у кого их нет? Но ведь я каялся, страдал, часто грешил бездумно, даже, пожалуй, чаще всего грехи совершал по бездумности, по суетности… А потом – мучился, мучился осознанно. Грешил бездумно – мучился осознанно, так успокаивает себя человек. И еще он всегда ласкает свою совесть тем, что работал. Обязательно! Трудился честно, делал свое дело. Ведь одно это меня оправдывает во многом, не так ли? – спрашивает он сам себя, зная ответ: «Конечно. Оправдывает. Так».
И человек абсолютно убежден почему-то: то дело, которому он посвятил жизнь – его, данное ему Богом. А потом предстанет он перед Всевышним и Тот скажет ему: «Все твои грехи – суета в сравнении с грехом главным. Я ведь тебя посылал на землю, чтобы ты был пророком, чтобы ты людям объяснял главное про их жизнь, чтобы помогал людям словом, чтобы ходил среди них, не думая о хлебе насущном, и рассказывал им про суть. А ты чем занимался? Театром? Воплощал свои фантазии на маленьком пятачке сцены и на это потратил всю свою жизнь? Жил в хорошей квартире, ел вкусную еду и воплощал фантазии? Как же Я ошибся в тебе!»
