Выбора у нас нет. Мы выбираем только, вопреки чему мы будем жить. И оно нас побеждает. Постепенно.
Каково?
Нам все кажется, причем весьма настоятельно, что все устроено не так, все устроено жестоко, несправедливо, что попраны наши права, не говоря уже о чувствах. При этом очевидно, что мы бы, например… А вы вот представьте себе на минуту, что царят этаким естественным образом несколько иные правила и порядки. Что у людей, к примеру, так повелось, что женщины отдают годовалых или пусть даже трехлетних детей куда-то навсегда, как раздают котят и щенков. Даже в этих двух последних случаях – сколько мучений, неутолимой ничем, кроме времени и отупения, боли. Вспомните эти кафкианские бездны бессилия между неотвратимостью и неприемлемостью. Сначала безнадежный поиск желающих взять, потом муки сомнения в «хорошести» тех рук, в которые попадет уже родная, трогательная, вымотавшая все силы человеческие, звериная мордашка. Вот это, убийственное для души, подавление собственного неравнодушия – каково? А представьте, что все матери испытывали бы всю гамму чувств, связанную с обрядом отдачи ребенка. Я даже удивляюсь, что высшие силы дали такую промашку – оставили нам почему-то нескладных, неуправляемых и невменяемых молодых малых и девиц. (Правда, армия, армия…). А так бы – после чудовищной опустошенности, незатягивающихся ран, разрывающих душу ночей – постепенно возникал бы вопрос о новом ребенке, которого тоже придется полюбить и отдать. Жизнь, даже самая дикая, берет свое.
Страшно даже воображать такое. А в сущности, наш миропорядок, ну разве что только в этом вопросе – помягче. Да и то, если забыть про всякое и не учитывать многого. А раньше ведь и вправду сплошь и рядом детей отдавали на воспитание, в учение и т.д. – в том же смысле отдавали.
От чего сподручнее мучиться – от разбитого сердца или от бессилия справиться с грузом ответственности? Ну, оставили вам всех ваших детей, котят, щенков и скоро появятся новые все, – каково?
Красота
Когда человек перестает от жизни ждать, он перестает видеть красоту. Наконец-то, мне кажется, я поняла про красоту. Нет, конечно, «красиво» остается – «приятно», но того окутывания прекрасным окружающим миром, как красотка кутает свои там плечи или что там еще в меха или во что там еще, – нет. А ведь это было, было при любой тоске, погоде, измученности, нищете. Стоило не только поехать на природу, об этом и говорить нечего, – красота начиналась за каждой помойкой, отступя один шаг, нет, стоило просто двинуться на работу, пойти к автобусной остановке вдоль нескончаемого девятиэтажного дома в стиле «баракко», особенно если идти не вдоль фасада, а сзади – вдоль незатейливых палисадников и газонов. Сколько там было на каждом шагу, – куст, согнутый аркой, да еще какой-нибудь фиолетово-багряный или, пуще того, перекинувшийся через проблески ассоциаций с Прустом – цветущий шиповник, или растрепанная дилетантская клумба. Да просто – роса, туман, утренний блеск травы, взлет птичек, как брошенная горстка камешков. Микрорайон с любым почти ландшафтом снабжал красотой бесплатно, не сказать, чтобы щедро, тут вам не море, не горы, не дюны, но все равно – знаки красоты, вести о ней – не утихали. Это было все еще ожидание жизни. Добросовестный «положительный настрой». Ощущение красоты – это еще и такая смесь небескорыстного восторженного приятия данности в обмен на обещание быть принятым в игру.
Не красота спасет мир, а мы вас будем считать-таки красавцем, если вы таки нас спасете.
Душа и тело
Вот. Как раз, коль мы такие идеалисты, все о душе, да о душе, – мы должны, обязаны признать, что душа бессмертна, вечна, и тогда поклоняться следует, как это и делается в действительности, вовсе не ей, она и так никуда не денется, – поклоняться следует телу. И душа, кстати, этим вполне занята. Душа обслуживает тело. Чудо – это как раз тело. Оно – дефицит, оно – чудо, оно дается нам один раз. Традиционное неуважение к материи на словах абсолютно лживо и несправедливо. Мы любим свое тело, жалеем его, и душа наша, в основном, и есть эта любовь. Только телу станет плохо по-настоящему – душа превращается в сиделку. Ее дело тазик подносить, когда вас тошнит. Не я хочу, не тело мое мне служит и помогает осуществлять мои желания, а совсем наоборот. И – не надо. Наша душа – это любовь к нашему телу и к окружающим телам, к окружающей природе. Наши охи и ахи все-таки – по поводу.
Когда тело страдает, вся душа-аптечка уходит на поддержание жизни в нем. Все силы духа уходят на то, чтобы встать на больные ноги, дойти до сортира, не упасть, стерпеть, справиться с весьма телесными задачами. Душа – служанка, без которой не обойтись. Если она отлетит, тело развалится вмиг. Если она схалтурит, смертельная опасность настигает почти сразу. Тело стареет, а все силы души уходят на его починку, заботу, уход.
Или – вот. Шурик на прогулке в лесу все норовит говна пожрать или хоть потаскать во рту какую-нибудь тухлую рыбью голову, найденную на пепелище пикничка. А я, вместо исполненных смысла говна и рыбьей головы, подсовываю ему бессмысленную палочку. Обманываю его «духовной пищей», и он слушается и, несмотря на страстное желание неинтересную палочку закопать и снова приняться за всякую гнусную вонь, – он несет, по виду радостно, эту, мною выданную, палочку. Это и есть – духовное общение. Сговор. Мы оба обманываем друг друга. Я просто брезгую чисто физически и боюсь, к тому же, что он отравится, заразится, заболеет, а вид делаю, что палочка – это восторг, и я буду его любить за несение палочки. А он тоже идет на компромисс, чтобы не ссориться, а то вдруг «бабушка» рассердится, выгонит, отлучит от благополучной жизни. Душа в душу. Читай – ложь плюс ложь. Ради душевного спокойствия – основы телесного комфорта.
Причина смерти
Очень давно хотелось обстоятельно подумать об отложенном приведении в исполнение смертного приговора. Когда время от времени нам вдруг по телику показывают каких-то немногочисленных, бледных, бритых, уверовавших или так и не раскаявшихся, или еще что-нибудь, человеческих существ, мы, конечно, по-быстрому и без подробностей – содрогаемся. Ах! Ах! Ах! Как это – человек знает, что его в любой момент могут того! Но опомнитесь, подождите вытаскивать хронически набухшую заскорузлую сиську своего сочувствия. А сами-то? Мы-то что? Не умрем в любой момент? А Конец Света, к которому мы радостно подтягиваем ряды? Если не мы, то дети, не дети, так внуки, правнуки, – ну хоть кто-нибудь да будет иметь это счастье. Или мы не знаем, что умрем? Может быть. Но тогда и эти столь очевидные для нас белесые смертники точно так же – могут не знать. Как? А вот – так. Мы все умираем в результате какой-то ошибки. Если думать буквально о теле, медицине, болезнях, – это ошибка биохимическая. Ну там, какой-нибудь фермент у нас изначально не так пашет, как следовало бы, и вот – накапливается эта неправильность, накапливается, наступает критическая масса ошибки – и понеслась. Скачок – болезнь, снежный ком растет, сами знаете. Или гормона какого-то не хватает всю жизнь, а страдают самые даже отдаленные от его мишени органы и ткани. Да и в образе жизни, если не смотреть так физиологически на жизнь и смерть, в образе жизни – то же самое. Человек обычно всю жизнь совершает одну и ту же ошибку, попадается на одно и то же, без конца как бы не знает про себя совершенно очевидных вещей. Его ошибка и есть, в конечном счете, его индивидуальность. Ну, почти что, надевает каждый день рубаху наизнанку – всем видно, а ему нет. Или, там, курит, хотя Минздрав предупреждает, летает самолетами, ходит по подземным переходам, отправляется покорно защищать конституционный строй или все остальное делает, такое же безнадежное в плане радужных перспектив. Он что, не знает? Не верит? Или, наоборот, так верит? Ну, хотя бы не прямо в дедушку Бога с определенным планом или в заговор посвященных, а просто – в то, что не от него зависит. Не сам себя родил, не сам выбирал время, место и прочие обстоятельства.
