Нет и не может существовать чёткой системы критериев оценки того или иного человека, потому что даже слабость, при определённом стечении обстоятельств, может обернуться прямой своей противоположностью.
И совершенно неважно, что ты сноб и эстет, меланхолично пережёвывающий «Пленницу» Пруста, а твоя вторая половина воспитана на «Звёздных войнах» и сопереживает Тому Крузу в «Войне миров», заходится от целлулоидного плача Селин Дион в «Титанике» и любит отрываться под среднестатистическую группу «Аква». Потому что в горе и в радости всё время возникают зоны необходимости, перекрывающие собой даже самые недостойные, с точки зрения сноба и эстета, привязанности.
Видимо, есть равенство во внутренней энергетике, которая только потом выливается (а может и не выливаться) в близость социальных (политических и даже эстетических) позиций. Ведь всё время держать стойку и подтягиваться за тем, кто выше тебя (умнее, сильнее) невозможно, нужны отдых и расслабление. Причём не только ночью.
72
Пару раз пробовал заикнуться, но что-то останавливало. Внутренний трепет, должно быть, по которому Олег понял, что Дана стала ему дорога.
Когда случалось ей быть в занятости, Гагарин не знал, куда деваться. Странно, что раньше находились дела, поглощающие всё его свободное время. После того как Дана стремительно вошла в жизнь Гагарина, расклад поменялся. И от прежнего Олега не осталось практически ничего.
Оглянуться не успел, а уже – раз, и спеленат по самые гланды. Хотя, если смотреть сторонним наблюдателем, ничего особенного в жизни Гагарина не изменилось. Так же ходит на работу в первую реанимацию, так же подрабатывает во второй, варит сосиски и слушает радио, изредка ставит кассету, на которую записал песенку Бьорк.
Он так же рано встает, несмотря на «совиную» природу, которую не сломало два десятилетия ранних вставаний, делает утреннюю пробежку, завтракает только зеленым чаем и мчится на работу.
Он точно так же дежурит, коротая вечера у компьютера, в котором дремлет его докторская, точно так же сдержанно курит, наблюдая жизнь за окном.
А вот Дана сильно изменилась. Гагарин понял это случайно. Они же всё время только «сам на сам» общаются, только друг с другом. Вполне понятная ситуация, когда третий лишний. А тут – случайная встреча в кафе с каким-то её приятелем или знакомым.
Мгновенная перемена до неузнаваемости – Дана вдруг стала картонной, какой-то шаблонной. Она не разговаривала, она лишь делала вид, что разговаривает. Играла в общение. И вот что странно – она стала заикаться.
Так Олег Гагарин и узнал, что вообще-то Дана заикается. Она и сама ему потом сказала об этом. Мол, да, есть такой грех, но путём долгих и систематических упражнений практически искоренённый. Дома, «со своими», она не заикается. Только с посторонними людьми во внешнем мире. Или если когда сильно волнуется. Вот как сейчас – из-за незапланированной встречи со старым знакомым.
Не то чтобы она боялась, что мужу-олигарху донесут, вовсе нет. Тем более что муж-олигарх после каких-то особенно судьбоносных переговоров в больницу попал, не до сплетен ему сейчас. Просто она, Дана, не любит, когда посторонние, вот так, не за понюшку табака, вмешиваются в её интимное пространство.
Так, будто бы между делом, Гагарин узнал, что включен в интимное пространство и в узкий круг «своих», особенно приближённых. С которыми можно и не заикаться.
73
Время от времени, как бы нехотя, Гагарин подтверждал свой богатейский статус походами в дорогие места, где раньше бывать не доводилось. Раньше он мимо этих освещённых витрин пробегал как можно быстрее, чтобы, не дай бог, не заглядеться на чужую красивую жизнь. В такие моменты в Олеге просыпалась гордость.
Он никогда не понимал коллег и товарищей, восхищённо провожавших глазами чужую навороченную тачку. Беглого взгляда оказывалось вполне достаточно, чтобы оценить прелести дизайна.
Смотреть на дорогостоящие иномарки чуть более мгновения Гагарин считал ниже достоинства, ибо сам считал себя навороченной иномаркой, странным образом заброшенной непонятно каким хозяином на узкие и выщербленные дорожки этого города.
А Дана и не требует от него никаких подтверждений статуса. Однажды усвоенная программа не даёт сбоев. Расспросы не приняты, только если сам. Только если сама. Ведь и без этого понятно, все же взрослые, ответственные. Не первый день живут. Как ниточка за иголочкой – куда он, туда и она, куда она, туда и он, сколько бы это ни стоило.
Так продолжается уже некоторое время, которое самому Олегу кажется весьма протяжённым. Как стратег он начинает понимать, что долго так не протянет. Что подкожные, с таким трудом накопленные на отдых в Индонезии (или Малайзии), который он запланировал на следующее лето, тают быстрее, чем пломбир в знойный полдень. Что скоро придётся предпринимать серьёзные усилия для того чтобы.
Чтобы что? Олег не знает. Олег откладывает вопрос о статусе отношений с Даной до состояния полной ясности. То есть на неопределённое «потом». А пока собирается занять кругленькую сумму у сердобольных коллег. Потому что лучше один раз живой крови напиться, чем триста лет падалью питаться.
74
Но занимать ему не приходится, так как едва ли не второй раз подряд за короткое время судьба одаривает Гагарина с немыслимой щедростью.
Олег уже забыл, что отправлял на конкурс вкладыши из сигаретных пачек, копившихся у него на туалетном столике. Он же рачительный коллекционер крышек, пробок и этикеток. И принимает участие в бесплатных лотереях и ненавязчивых викторинах.
И вот теперь, когда это особенно важно, оно взяло да и выстрелило. Раз в год и вилы стреляют. Олег выигрывает романтическую поездку в Париж. На полном обеспечении! Да ещё и на две персоны!! В дорогостоящем отеле с видом на Эйфелеву башню. Ну надо же!
Ему удаётся преподнести эту поездку как нечто само собой разумеющееся – «ну подумаешь – укол, укололся и пошёл», «мало ли в Бразилии донов Педро»… Хотя его распирает от неожиданно открывшейся возможности обновить только полученный, девственно чистый загранпаспорт.
Гагарин столько лет мечтал о путешествиях, о солёных брызгах моря, особенно красивых под белым парусом яхты, а тут оно всё само в руки идёт. Правда, пока не в экзотических восточных широтах, но – Париж!.. Париж ведь стоит мессы!
– Я так люблю П-париж, – разволновалась впечатлительная Дана, – раньше я бывала там чаще, чем в Рязани… Хотя в Рязани я вообще никогда не б-бывала… Ну, не смейся… Я заикаюсь, потому что взволнована… Очень… сейчас это п-пройдёт. А ты сам-то б-был в Париже?
Гагарин многозначительно пожимает плечами (он умеет).
– Где угодно, но только не там.
Дана молча кивает, понимая его по-своему.
Часть третья
СОБОР ПАРИЖСКОЙ БОГОМАТЕРИ
Глава восьмая
Левый берег
75
