Общается мало и только если попросят. Если вынудят. Хотя на контакт идёт легко и без сопротивлений. Живёт в твёрдом уме и здравой памяти. И это хорошо: не нужно изменять сознание.
Ведь чаще всего люди прикладываются к бутылке, чтобы изменить сознание, чтобы стать кем-то иным, кем-то, кем они не являются. Они устают от себя или от обстоятельств, нужно расслабиться и освободиться от накопленного груза событий и обязательств.
Приверженцы идеи чучхе будут все резервы извлекать из собственного организма, а наш обычный человек пойдёт и возьмёт флакон чего-нибудь погорячее. И изменит своё сознание, и изменится сам. Превратится, как в волшебной сказке, в сказочное существо о трёх огнедышащих головах. М-да.
А если ты себя устраиваешь, то и выпивать нет никакой насущной необходимости – мир радует привычными очертаниями, ты совпадаешь с собой и с ним, никакого раздвоения или ускорения не требуется.
Поэтому если уж Олег и выпивает, то с внутренней неохотой, словно бы поневоле. Маму каждый раз вспоминает, очень уж она боялась, что сын станет похож на отца-алкоголика и дебошира, который сгорел, не дожив и до сорока.
Выпивать для Олега – большой грех. Так уж он назначил. Это религиозному человеку «что такое хорошо и что такое плохо» назначает Мастер Вселенной.
А человек секулярный (впрочем, можно ли назвать Гагарина чистым атеистом? Скорее всего, он всё-таки агностик: в голове его намешано столько всего, что без пол-литры не разберёшься) сам назначает себе то, что называется «грехом».
Вот почему пьянки для Олега кажутся наказанием, а похмелье связано с чувством вины. Почти всегда связано. Неприятное чувство. Лучше уж без него.
35
Когда Гагарин учился в старших классах, особым шиком считались красные носки. Уж не знаю почему. Но красные. Или алые. Хорошо сочетались с белыми адидасовскими кроссовками (большая редкость). Олег несколько лет носил только красные носки. Отдал дань. В полной мере. Мама специально выискивала, покупала. Только красные или оттенки красного, ни одной пары другого цвета.
Потом настала очередь белых. Тоже из-за сочетаемости с кроссовками, щеголять на уроках физкультуры или на пляже. Неудобные в носке, маркие, быстро сереющие, сплошная головная боль, отстирывание и застирывание, кипячение и отбеливание.
Постоянно приходилось покупать новые, для семейного бюджета белый цвет оказался неподъёмным расточительством.
Тем более что одна мудрая и старая женщина, к мнению которой все прислушивались, главный специалист по стилю всей округи, школьная библиотекарша, как-то невзначай обронила: «Зрелый мужчина должен носить только чёрные носки. Чёрные носки – символ мужской зрелости».
Ну сказала и сказала, сказала и забыла, а Олег запомнил. На всю оставшуюся. Нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся и какими последствиями прорастёт. Белые и тем более красные пары медленно сгнивали на дне родительского комода, чёрным носкам не существовало более никакой альтернативы. Не существовало и не существует.
36
Первое следствие: перестал ездить в метро. Следствие второе: появился новый круг забот. Бензин, техсостояние, парковка. Пока в радость. Но со временем лучше завести шофёра. Теперь Гагарину это по силам. Ха. Никогда не думал, что будет личный водитель. Ха. Очень смешно.
А пока не обзавёлся, стал больше времени проводить в одиночестве. Тем более пробки. Медленно едешь – быстро думаешь. Компьютер у Гагарина скоростной, а в машине включаются все скорости одновременно.
На соседнем с водителем месте – стильный портфель. Олег достаёт из него блокнот, снова, уже который раз, перечитывает старые записи. Конечно, его тянет проэкспериментировать с новыми заметками (глупо, конечно, но вдруг сбудется), однако он чего-то боится.
Вот когда его жена Ирина обижалась, он знал, как её расположить к себе, он говорил: «Ирка, ну похоти чего-нибудь…». И Ирка хотела пирожное или новые босоножки, мороженое или торт, ссора забывалась. А теперь он сам не знает, чего захотеть. Опять мира во всём мире?
37
Очередное дежурство. Бдения перед компьютером. Раскрытый блокнот лежит рядом. Мысли Олега далеко. Впал в задумчивый транс. С ним иной раз такое случается.
Образы накатывают, топят в себе. Зацепившись за случайную фантазию, Гагарин раскручивает её как фильм. Может так сидеть не один час. Кремлёвский мечтатель. Даже сейчас, когда всё есть. Когда всё может быть.
Механически, не осознавая, Олег начинает рисовать на чистой странице. Город, состоящий из одних очертаний, белый город, похожий на пейзажи кубистов, стены домов громоздятся друг на дружку, теснятся, топчутся на месте, чуть позднее возникают низкие купола, запятые, изображающие ковыляющих по улицам людей, несколько разлапистых деревьев, получившихся у него особенно подробными, а над всем этим – ровный, аккуратный блин солнца.
Ни облачка, Гагарин решает обойтись без переменной облачности. За городом – песчаные барханы и море, скупо обозначенное несколькими волнистыми линиями. Олег рисует и улыбается, думая ленивую думку, больные спят и во сне идут на поправку, медсёстры не тревожат, уже хорошо.
Вернувшись в осознанность, видит рисунок, сердце обваливается – вот уже несколько дней он свято верит в волшебную силу блокнота и с каждым днём вера эта, ничем не подтверждённая, странным образом укрепляется.
Уже пару дней он обдумывает новую запись, но так и не решается нарушить покой белых страниц. Он и сейчас не решался, выложил блокнот, раскрыл, да так и замер, углубившись в умственные приключения.
Уставился в одну точку, глядя мимо монитора, а потом, забывшись, принялся рисовать.
38
Нужно ли говорить, что утром, в телефонной трубке, объявилась Дана с двумя билетами в Марокко. В то самое Марокко, откуда происходили все апельсины его детства.
Два билета, два выходных дня, вылет в пятницу, можно даже отгул не брать, вернуться ровно к началу рабочего дня, с корабля на бал. Голос Даны дышит оптимизмом: всех подружек навестила, все магазины обошла, жизнь удалась.
У Гагарина пересменка и лёгкая усталость – ночь выдалась хоть и спокойной, но долгой, в ординаторской стоит дико неудобный диван. Скрючишься на нём в три погибели, так до самого утра тебя и терзают гастрономические кошмары.
Олег не удивился, только запрятал волшебство поглубже, во внутренний отдел портфеля, застегнув молнию. Значит, так тому и быть… В самолёте, пока Дана дремлет, решает составить реестр записей, скопившихся на заветных страницах до того как…
Сжимает зубы от сожаления, что столько страничек потрачено впустую, на всякие глупости. Ночью чиркал от нечего делать, чиркал, слова подбирая, вместо туалетной бумаги пару раз использовал. Народное достояние ССССР растрачивал не задумываясь, эх, отмотать бы киноплёнку назад… Впрочем, успокаивает Олег себя, вжимаясь в кресло, могло быть и хуже.
В Марокко купаются, загорают, катаются на верблюдах, занимаются любовью до полного истощения. Ночью на пляже… Под плеск волн.
