На самом деле ему дико неловко произносить эту фразу: покупка пельменей для него, перфекциониста, выглядит как поражение в битве с повседневностью, компроматом на холостяцкий образ жизни, неуют и т.д и т.п.
Но Мамонтова конфуза не замечает: у каждого свои мерки ловкости-неловкости, вполне возможно, что покупные пельмени для Мамонтовой – любимое лакомство (или экзотика) или она вообще считает себя не вправе вмешиваться и обсуждать чужой рацион, так как еда – дело интимное и сугубо камерное. Всё-таки в рот продукты берёшь, проглатываешь, они там потом в тебе неизвестно как растворяются.
Короче, тему пельменей Мамонтова поддержать отказывается, задаёт встречный вопрос:
– Ну, как мой подарок-то? Начал уже блокнотом пользоваться? – обычно у интеллигентных же людей не принято про подарки расспрашивать? Видимо, Мамонтова хочет по-свойски показать, что они же всё-таки не чужие люди, из одного класса, и вообще…
Совершенно непонятно, зачем звонит.
…Мобильные телефоны ведь придуманы не для разговоров, а для того, чтобы время продавать. Твоё, между прочим, личное время. Не чьё-то там чужое, а сугубо твоё, экзистенциальное. Гениальное изобретение, да? – кто-то ведь додумался, что можно не только минуты, но даже твои собственные секунды заставлять оплачивать. Вот мы и платим, платим, с радостью превеликой.
В мобильном телефоне зашито сразу несколько парадоксов. Во-первых, вот это самое личное время, которое вдруг становится предметом купли-продажи.
Во-вторых, сотовые телефоны взяли и разрушили стереотип статичности. Раньше собеседники вообще были привязаны к шнуру, потом появились аппараты, позволяющие ходить с телефонной трубкой по квартире, сидеть на горшке и разговаривать, выглядывая на балкон, курить на лестничной клетке, не прерывая каких-то там обсуждений. Но чтобы вот так запросто идти по улице и говорить о всевозможных пустяках…
В-третьих… Неправда, что наличие сотового телефона напрягает – оно расслабляет, делает человека особенно уязвимым и зависимым: от связи, от других людей. Мгновенно появляются тысячи поводов позвонить близким и знакомым, заинтересовать, заинтриговать или же просто лишний раз подтвердить факт собственного существования…
Так сотовая связь провоцирует ситуации и поступки, которых бы никогда не случилось, не будь у нас такого мощного выхода вовне. Так сотовые телефоны вмешиваются в судьбы людские, меняя их направление самым что ни на есть радикальным образом.
Впрочем, последнее – не про Олега Евгеньевича Гагарина. Ведь жизнь его настолько стабильна и практически бессобытийна, что её не в состоянии изменить даже сотовая связь.
10
– Ну, да, да, начал… Конечно.
Гагарин не врёт (хотя в голосе его можно заметить лукавство): в подарке действительно появилась первая, как он сам её мысленно называет, «титульная», запись. Выводил старательно тёмно-синими чернилами, однажды вечером внезапно почувствовав в глазах острую резь вдохновения.
И еще одна случайная почеркушка там появилась, сделанная на автомате: когда на дежурстве волхвовал над раненным олигархом, беспокоясь, что если вот сейчас не пересадить почку, то человек может погибнуть.
Вот несколько раз и отчеркнул на последней странице – «пересадка почки, срочно нужна пересадка почки…» Гагарин даже начал эту почку рисовать, да отвлекли, к другому больному вызвали: толстой еврейке сделалось плохо – и её не спасли, обречена была изначально…
А вот олигарху полегчало. Хорошо быть богатым – донора нашли на следующий день, почку пересадили честь по чести, профессоров вызвали, консилиум дал добро. Гагарин вздыхает. Вот тебе и всё литературное творчество, занесённое на скрижали.
– И то хлеб, – сказала Мамонтова и пропала: связь прервалась, видимо, Наташа въехала на своём «ситроене» в тоннель. Или ещё куда-нибудь.
А Гагарин зайдёт в гастроном и действительно купит пельменей. С брезгливой складкой на лице, очень уж ему не хочется пельмени покупать. Но холодильник ждёт с пустыми полками, дежурство отняло последние силы, и хотя Олег оттягивает момент, когда усталость окончательно навалится (это случится уже дома), придерживает усталость под уздцы, тем не менее с каждым шагом дом – всё ближе, а сосредоточенности – всё меньше.
Ну да, спасибо, Наташа, что напомнила о предназначении. Блокнот (со знаком качества и опечаткой в нём же) манит чистыми страницами. Обычная бумага, знакомый запах, так и хочется что-нибудь написать. Гагарин решил записывать сюда мысли о жизни и планы того, что нужно сделать.
Первой записью стал «Список послушаний», который стихийно складывается в голове одиноко живущего человека, вынужденного обустраивать личное пространство и вести постоянные диалоги с невидимым собеседником.
Кроме того, Олегу нравится само слово «послушание», правильное оно какое-то. Настоящее.
Помогающее, к примеру, преодолевать усталость.
Список послушаний
Не отключать мобильник.
Не сидеть в метро.
Не покупать пельмени, а готовить еду самому, каким бы усталым или безденежным ты ни был.
Не ходить на порносайты. Скучно и глупо.
Не употреблять наркотики. Глупо и скучно.
Дрочить не чаще, чем захочется подрочить.
Не носить изделия из меха норки. Воспоминания о советской моде, а отнюдь не дань уважения Бриджит Бардо.
Никогда не слушать Радио «Шансон». Портится настроение, и голова потом как чугунная.
Плюнуть с Эйфелевой башни.
Не пить на второй день и никогда не опохмеляться. Лучше, чтобы организм сам преодолевал последствия.
Каждый день дома должны быть суп и свежая газета в поч-товом ящике – именно с этого начинается налаженный быт.
Не курить сигарет без фильтра или с ментолом.
Стараться не сквернословить и не говорить ни о ком дурно.
Стараться выслушивать людей, не перебивая их.
Стараться никого не грузить своими проблемами.
Стараться вообще не иметь проблем.
Заменять слово «проблема» словом «вопрос». Например, «нерешенный вопрос» о том, где денег до получки взять.
11
Квартира встречает вежливым нежилым молчанием. Гагарин давно заметил: если долго не появляется дома, здесь устанавливается особый баланс тишины и запахов.
Первым делом Олег идёт на кухню – поставить воду на газ. Сделано. Гагарин открывает створку окна, проходит в комнаты, включает телевизор, открывает дверь на балкон, тюль в ответ исполняет несколько танцевальных па, на подоконнике пыль, Олег задумчиво проводит по нему пальцем, оставляя след.
