– Да, мой белый господин… Нет, мой белый господин…
Типа того. И только. Ничего лишнего. Ничего личного. Царство функционализма и минимализма. В царстве ободранных обоев и потрескавшихся от влаги стен.
Тоже мне, Йоко Оно.
77
Некоторое время назад он снял огромный номер в самой дорогой гостинице, в новострое кремового цвета, печально глядящем на правительственную реку. Занял пол-этажа – соответственно состоянию и положению. Апартаменты Олега соседствовали с номером лохматой поп-дивы, уже давно вышедшей в тираж. Пару раз он даже видел её, пьяную, опустившуюся, блуждающую по коридорам в шелковом белье. Однажды певица грызла семечки.
Соседство со звездой времён детства добавляло пикантности, но не спасало от одиночества и вязкой, тягучей тоски, приступы которой наваливались, стоило Дане куда-нибудь уехать.
Он перестал любить электрический свет, не включал освещения, сидел в пустых комнатах, не снимая костюма, в лакированных туфлях, подобно восковому манекену.
Уж лучше лечь пораньше и встать с первыми лучами солнца – как тогда, как раньше, когда он бежал в больницу к пятиминутке и утреннему обходу, никогда не опаздывал (чем и гордился). Из деревянного ящичка Олег достаёт сигару, подходит к огромному окну и смотрит на реку, на огни, отражающиеся в воде, на жизнь, проносящуюся мимо.
Олег включает телевизор с плоским экраном и в комнату начинает литься зелено-голубая патока, чужие лица, рекламные ролики, прогноз погоды… На музыкальном канале мелькает чужая музыка. Один только раз он увидел клип Бьорк с песенкой про горящие сердца и чуть не заплакал. Подбежал и выключил, не доверяя бремя решения дистанционному пульту.
И тогда в притихшую комнату снова ввалилась пустота, вырабатываемая за окном – рекой, каменным мостом, пустынной набережной и огнями чужой жизни, способными вытащить и отправить под откос душу даже самого закоренелого оптимиста.
Гагарин схватил модное полупальто, побежал ловить такси. Возле лифта снова столкнулся с примадонной. Она посмотрела на него осоловелым лошадиным взглядом и не узнала.
Да и откуда было ей знать его?
78
На светский раут его привёл Миша Самохин, переживавший очередную стадию романа с музыкантшей. Эпоха великого молчания, когда Самохин тенью следовал за скрипачкой, но в непосредственный контакт входить боялся, благополучно миновала. Где-то после Будапешта, скажем, в Карловых Варах, Миша набрался мужества, подошёл и попросил закурить.
Ну не смешно ли – преследовал её по городам и весям, примелькался всем до последнего концертмейстера, чтобы вот так перейти в «активную фазу». Его любовь прыснула и вытащила тоненькую, дамскую. С ментолом…
Ее звали Таней. То есть они познакомились. Самохин смотрел на неё как под гипнозом, пока вела в отель, пока раздевала, целовала и гладила. Стряхнул оцепенение в момент, когда оседлала и повела незнамо куда. Видимо, в даль светлую.
В повседневности Таня оказалась весьма ловкой, совершенно не похожей на неземное и отстранённое существо, только что не парящее над сценой. Голос давно сел, поражал низкими обертонами с хрипотцой. Она любила резкое словцо и была отчаянной неряхой. Плюс неуёмная похотливость, с которой Самохин на первых порах справлялся.
Таня ввела Самохина в богемные круги пьяных поэтесс и голубых композиторов. Все они, включая непризнанных литературных гениев и звёзд рекламных роликов, могли говорить только о себе.
Сначала Самохину все эти самовосхваления казались дикими, но услыхав, насколько легко Татьяна говорит о себе с ними в том же тоне, расслабился: значит, можно. Ну и привёл к ним Гагарина.
79
Когда Гагарин стал официально богатым человеком, к нему потянулись разного рода умники и умницы. Вдруг приняли за своего. Ничего же не изменилось, IQ остался прежним, если что и выпирает, то только деньги. Ан нет, оказывается, интеллект тоже измеряется купюрами. Их количеством.
Таня, хороводившая Самохина, решила записать пластинку. Разумеется, привлекли Гагарина, а кого ещё? Точнее, пока ещё не привлекли, лишь собирались, вот и протаптывали дорожки.
Как-то заманили на вручение какой-то премии, Олег даже не понял какой, театральной или литературной. «Премия престижа», как писала авторитетная газета, ну какая разница, за книгу или за спектакль?
Банкет начинается после церемонии вручения, на которой томятся цеховые рабочие лошадки, волнуются чьи-то фаны, стригут поляну журналюги. Выбирают, кипятятся, раздувают щёки, спорят, ссорятся, зарабатывают потихонечку инфаркты и инсульты.
А на банкеты приходит совершенно иная публика – блистательная, блистающая и не имеющая никакого отношения к информационному поводу.
Вот и сейчас, Гагарин во фраке, рядом Самохин и его музыкальная Танечка – попадают на праздник, когда все призы уже вручены и почетные гости перетекают в банкетный зал.
Сейчас именно закуски – самое главное, хороший аппетит бодрит либералов и консерваторов, демократов и почвенников, представителей «властных структур» и операторов телевизионных каналов, которые хоть и при исполнении, но кушать тоже хотят.
80
Телевизионные звёзды уже разбрелись по банкетному залу и окружены поклонниками – у каждой ТВ-персоны, стоящей с задумчивой улыбкой, вьётся рой людей будто бы меньших ростом.
Телелица воспитанно и задумчиво улыбаются, принимая знаки внимания, они знают, что все их знают, видели, идентифицируют. Наше высшее общество, наша элита сплошь состоят из узнаваемых лиц. И наоборот: стоит только засветиться в телевизоре – это оказывается автоматическим причислением к элите общества, к её высшему свету. Отчего вся нынешняя светскость имеет неизбывный и невытравляемый привкус медийности. Светские персонажи уже давно не имеют ничего, кроме узнаваемых лиц, ими и торгуют направо и налево.
Гагарин (он же за справедливость!) не перестаёт удивляться тому, как легко эти люди присваивают работу многочисленных съёмочных групп, редакторов и осветителей, парикмахеров и визажистов, анонимно делающих этих самых звёзд, тогда как они, сливки общества, и слова сказать не могут без телесуфлёра.
И все-таки, отлично понимая условия игры, Гагарин чувствует себя Наташей Ростовой на первом балу. Вышколенные львы и львицы, ухоженные и блистательные, отстраненно-равнодушные к незнакомцам и удивительно приветливые к «своим»…
Такое ощущение, что ни у кого здесь нет никаких проблем, только «вопросы», решаемые в течение одной, максимум двух минут. Именно здесь, небрежно перебрасываясь вроде бы необязательными фразами, люди решают дела, договариваются о проектах и т.д. и т.п.
Со снисходительностью к чужакам, которые если и случаются, то лишь для того, чтобы отразить великолепие признанных и призванных. Гагарину неуютно, он пьёт тёплое шампанское, хватаясь за очередной бокал, как утопающий за соломинку.
Ибо, несмотря на все его миллионы, он новичок в высшем медийном обществе, здесь его никто не знает, поговорить не с кем – Самохин вслед за скрипачкой упорхнул общаться со знаменитостями, решив, что Олегу в его фраке с руки развлекаться самостоятельно.
