– Что именно тебя взволновало? – осведомился тот, глядя на труп с непониманием.
– Меня волнует только то, что я вынужден проторчать весь день здесь, а мы с женой собрались покупать мягкую мебель. Но это отступление. Итак, выстрелы произведены из рощи и с близкого расстояния. – Сократ Викентьевич согласно кивнул. – В каком положении находился первый труп из этой пары, когда получил пулю?
– Лежа, – без паузы ответил Сократ Викентьевич. – Не понимаю тебя. Ты что, сам не видишь?
– Я уточняю, чтоб не ошибиться. Значит, он не сидел спиной к роще?
– Исключено.
– Как ты определил, что стреляли с близкого расстояния?
– Обижаешь, – надулся Сократ Викентьевич. – Зайди в рощу, сразу поймешь, что надо подойти очень близко и отодвинуть ветки, чтоб увидеть лежащего человека. Если б он сидел, то в темя попасть было бы невозможно, только в затылок.
Семен Семенович не брался за сигарету, она тлела в углу рта, оставляя длинный столбик пепла. Но вот пепел упал, и Платон сделал замечание:
– Пепел упал на труп.
– Ну и хрен с ним. – Семен Семенович выплюнул окурок, опустил глаза. – Что-то в положении этих тел необычно... Сморите: второй убитый, судя по входному и выходному отверстиям, находился лицом к роще. Пуля прошила его под углом и вышла ниже входного отверстия.
– Значит, вошла под углом? – переспросил Валдис, отошел к роще, прицелился воображаемым пистолетом. – Тогда этот труп стоял на коленях.
– Вот! – радостно воскликнул Семен Семенович.
– Голубчик, что ж ты так кричишь? – схватился за сердце Сократ Викентьевич, притом оставаясь спокойным. – Насмерть перепугал, ей-богу.
Но Семен Семенович, не обратив внимания на пожилого криминалиста, в необъяснимом ажиотаже произнес:
– Первый из этой пары лежал на спине головой к роще, а второй стоял на коленях лицом к той же роще. Оба вытащили свои мужские достоинства. Что они делали?
– Совокуплялись друг с другом, гы-гы-гы, – заржал составляющий протокол опер, хотя во время диалога он не писал, а слушал.
– Ну, допустим, – недовольно махнул рукой Семен Семенович. – А теперь посмотрите. Пуля попала в район сердца, следовательно, ранение было смертельное. При таком ранении он не способен был двигаться и упал плашмя, так?
– Ну, да. Совершенно верно, – ответили ему вразнобой, не понимая, к чему он клонит.
– Почему у него не только грудь, но и шея, все лицо, даже волосы на лбу и с боков в крови?
Все перевели глаза на труп. Действительно, его будто окунули в кровь.
– Кровь растеклась по земле... – начал Платон, но его перебил Семеныч:
– Где признаки того, что под ним растеклась лужа, в которой он плавал? Земля здесь рыхлая, влажная, наверняка впитала кровь моментально. К тому же поросла травой, которая затруднила бы растекание крови. А в районе его лица кровью выпачкана только трава, земля ею не пропитана. Но у него все лицо в крови. И грудь выше пули. И шея. Лежало лицо на боку, когда мы его нашли. Ответьте, почему оно у него и с этой стороны, обращенной к небу, в крови?
– А правда, почему? – подала голос Ника.
– Я потому и спрашиваю, что не знаю, – вздохнул Семен Семенович. – Надо провести скрупулезные исследования вещей, одежды и трупов. Ты чего стоишь? – рявкнул он на опера с протоколом.
– А что писать? – поднял тот плечи.
– Диктую...
Трущобы. Иначе не скажешь. По этим колдобинам ходить нельзя, не то что ехать. Когда же льет дождь, улицы вообще превращаются в топь. Клара посещать трущобы не любила, это было своего рода напоминание, в каких скотских условиях она сама когда-то жила. Двухкомнатная хрущевка, в ней сидели друг у друга на головах пять человек, называлась уважительно – «крыша над головой». Некоторые и этого не имели.
Частный сектор, где жила Роменская, застраиваться начал при царе Горохе, домики, а то и натуральные сакли прилепились друг к другу, будто без посторонней поддержки не устоят и рухнут. Клара давно перестала удивляться непритязательности Роменской, а положение у нее было выше, значит, денег больше. Но всему есть объяснение: Роменская – любительница выпить, хоть в компании, хоть в одиночестве – бутылка всегда при ней. Ну а чтобы налакаться такой туше, надо много выпить – она и ростом ого-го, и объемом не Дюймовочка. Короче, Инесса шла семимильными шагами к алкоголизму. При всем при том Роменская обожает наряды, любовников покупает, о том, сколько она ест, можно не говорить, любовь к чревоугодию по ее фигуре видна.
Клара остановила машину у дома, напоминавшего далеко не графские развалины, а заброшенную хату, куда по ночам приходят ведьмы и привидения. Заглянув через низкий дощатый забор, она увидела машину Роменской, представляющую ее единственную ценность и не отличающуюся шиком, значит, Инесса дома. Клара вошла во двор, в котором развернуться было негде, в палисаднике росли чахлые цветочки, которые наверняка забывали поливать. Звонок не предусмотрен, дверь, когда Роменская бывает дома, всегда открыта.
В прихожей было мало света, Клара задела бедром не какой-то предмет интерьера, а самое обыкновенное ведро! Она уже забыла, для каких целей держат алюминиевые ведра, но в этом доме ей напомнят. И про ведра, и про туалет на улице, и про дистанцию между ними – все напомнят. Ведро со звоном упало с табуретки, хорошо, хоть пустое, а не с помоями. Клара ругнулась и открыла дверь в комнату.
Темно. Шторы плотно закрыты, настольная лампа горит, видимо, с вечера. Внутри дома обстановка приличная, не рухлядь, модная мебель, хотя и недорогая, обои, ковры, хрусталь. При всей любви к выпивке Роменская помешана на блеске, она и украшения покупала с камешками, чтоб блестели. Но одно неизменно и вечно в этом доме – беспорядок.
Клара прошла к окну и раздвинула шторы – в этой комнате Роменской не было. Она перевела взгляд на проем, ведущий во вторую комнату – такую же темную. И заметила вытянутые ноги. Все ясно: напилась подружка и спит мертвецким сном.
– Инесса! – позвала ее Клара.
Но рассчитывать, что Роменская, проснувшись, подскочит и примется хлопотать вокруг гостьи, не стоило. Тут надо вести себя осторожно, чтоб в тебя не запустили чем попало. Однако Клара была слишком зла на пьянчужку, посему, пренебрегая всяческой осторожностью, двинула в следующую комнату, громко ворча:
– Извини, но у меня спешное дело. Сегодня меня оглоушили. Звоню на сотовый Красавчику Вите, а мне говорят, будто он на берегу протоки убит...
За время монолога Клара раздвинула шторы на двух окнах, повернулась к креслу, в котором возлежала Роменская, и шарахнулась назад, врезавшись в стенку спиной. Она продолжала вжиматься в нее, словно надеялась просочиться сквозь стену, дрожа от ужаса и не понимая, почему он возник.
Роменская действительно развалилась в кресле, но не была пьяной и не спала. Ее бессмысленно-тупой взгляд, направленный в никуда, Клара изучала несколько секунд, гадая, почему Роменская не моргает. Именно раскрытые глаза напугали Клару своим дьявольским выражением, будто смотрела Инесса откуда-то из небытия. И еще лицо ее казалось мертвенно-бледным, такого цвета Клара никогда не видела у нее. Голова Роменской нелепо свесилась набок, половину лица закрыли черные волосы. Что еще? Поза... И вдруг Клара сообразила, почему ее в первый же момент, когда она увидела Роменскую, охватил ужас, – Инесса мертва.
