– Я с тобой.
– А кто будет изучать дело Маркова?
– После сядем и прочтем.
– Ну, поехали. Эх, постоянную машину бы нам, чтоб время экономить...
– Я сейчас вызову такси, поедем за машиной.
Приехали к дому Ники, она пригласила его зайти, но Валдис постеснялся встречаться с ее родителями. Ночь девочка провела неизвестно где, а быть свидетелем семейных разборок – увольте.
Дома была только мама, Ника, не поздоровавшись, без объяснений, кинулась к шкафу, где лежали документы, бросив на ходу:
– Мам, дай ключи от твоей машины. – И вынула ящик, стала перебирать вещи, бросая ненужное на стол.
– Где ты была?
– Что? А, у подруги. Где же это?
– Ника, почему ты не позвонила? Мы с отцом волновались, не спали...
– Прости, мам, мне некогда, у нас сложный случай. Где доверенность?
– Какая доверенность?
– На твой автомобиль. Ты же все равно почти не ездишь, а мне он позарез нужен. И ключи. Вот она! – Ника помахала в воздухе бумажкой. – И сделай дежурной еды, а я пока переоденусь.
Ника вихрем умчалась наверх, мать в состоянии полуобморока двинула на кухню, попросила домработницу сделать бутерброды. Ворвалась Ника, выхватила нож из рук домработницы, нарезала хлеб, мясо и сыр, забросила все в один пакет.
– Ника! – ахнула мать. – Куда ты несешься?
– Опрашивать соседей убитого. Я не говорила? Мы нашли сразу три трупа – полная жуть. Ма, а ключи?! И денег дай, у меня закончились.
Ника схватила одной рукой пакет, другой мать за рукав кимоно, потащила ее в гостиную. Получив ключи и деньги, чмокнула ее в щеку:
– Спасибо. Приеду поздно. Может, не приеду, но тогда позвоню. Пока.
Дочь никогда не вела себя, как незнамо кто. Ника была по природе скромная, аккуратная, доверчивая, даже излишне доверчивая. От нее не услышишь грубого слова, она не вульгарная и организованная. И вдруг – это не дочь, а ураган налетел, перевернув мамины представления о ней.
– Ты с ума сошла? – опомнилась мать, следуя за дочкой к выходу. – Где ты собираешься ночевать?
– Где придется. В кабинете.
Молодой человек скромно кивнул матери, поздоровавшись, Ника выехала из гаража, он сел к ней в машину и...
– Ешь. – Ника кинула ему на колени пакет, лихо выкручивая руль на повороте. Помахав маме, вздохнула: – Я плохая дочь.
Валдис, запихивая в рот еду, с трудом выговаривал:
– М-м-м... Это кайф. Как ты догадалась? Мы же со вчерашнего вечера не ели. Ого! Ты машину водишь? И неплохо.
– Я много чего умею. – Ника запихнула в рот большой кусок мяса, жевала на обе щеки. – Просто производить впечатление не умею.
– Не сказал бы. Впечатление ты производишь, но неумехи. Ничего вкуснее никогда не ел. Воды бы...
– Забыла! По дороге купим. А кто протокол будет писать?
– Сейчас позвоню нашим...
– Может, сами справимся? Мы же не знаем стукача, вдруг нам не повезет и он приедет на обыск? А в квартире мы можем найти что-нибудь особенное, о чем он сразу же доложит пахану.
– Верно, – согласился Валдис. – Нам надо как шпионам работать, и быстро. Тогда так: приглашаем понятых, ты пишешь протокол...
– Почему я? Терпеть не могу...
– Потому что обыск я тебе не доверю, извини уж. Ты пишешь протокол, заодно опрашиваешь понятых. Я помогу... Алло! – Он поднес к уху сотовый телефон. – Владимир Васильевич?.. Мы с Никой едем к Фалееву... Хорошо. Ну вот, к нам приедет подкрепление.
– Ротвейлер?
– Ага. Но протокол придется тебе катать. Ты без ошибок пишешь?
– Пф! – презрительно фыркнула Ника.
Нянька постучалась, потом заглянула в спальню:
– Простите, вас к телефону требуют. Сказали, срочно.
Телефон трезвонил и в спальне, но Лера не брала трубку, находясь в том состоянии, когда вторжение в ее личную сферу любого человека воспринимается как вражеская атака. Да и вообще она потеряла интерес к жизни, панику сменяла апатия, апатию паника, выхода Лера не находила. Впрочем, уже и не искала, а ждала, что все каким-то образом утрясется.
– Спасибо, я возьму трубку, – сказала она. Нянька бесшумно закрыла дверь, Лера поднесла трубку к уху. – Слушаю.
– Привет, красавица. – Голоса она не знала. – Спряталась, не выходишь?
– Кто вы?
– Дружбан Генриха. – Лера покрылась испариной, села на кровати. – Выйди, девочка, потолковать надо.
– О чем? Я ничего не знаю.
– Знаешь. Знаешь, кто убил его. И скажешь нам.
– Оставьте меня в покое! – закричала Лера. – Слышите? Оставьте! Не смейте мне звонить! Никогда!
– А я сказал – выйди! Иначе очень сильно пожалеешь...
Лера бросила трубку, сложила два кулачка у лица и дрожала, как бездомная, промокшая собачонка на холоде. Она была так напугана звонком, что потеряла способность к здравомыслию, ей не приходило в голову у кого-то попросить помощи, она лишь ощущала себя в западне и шептала, утирая слезы:
– Нашли... Нашли... Думают, что я... А это не я...
Антон вернулся раньше времени, надо было встретить его с улыбкой, поговорить о том о сем, быть прежней. Но откуда взять силы, когда одна мысль сменяет другую, и все страшные, безысходные? Лера, конечно, встала, забыла причесаться, спустилась вниз и бездарно исполняла роль жены, у которой нет других забот, кроме мужа:
– Очень хорошо, что ты сегодня рано, нормально поужинаем, у нас на ужин... Будет славно... А что на фирме? Закончил ремонт?.. А, да! Ты его закончил в прошлом месяце. Как-нибудь я съезжу посмотреть... То есть я видела, а новую мебель ты покупал без меня, я ее не видела... Ты не собираешься уезжать? – О, если б он уехал хотя бы на некоторое время, Лера получила бы возможность подумать и разрешить ситуацию. – А я тут... в общем, мои дела неважны... Я подумала, что и нам нужен ремонт... Книжки читала...
Бессвязная и торопливая речь, лихорадочный блеск в глазах и блуждающий взгляд, неестественно яркий румянец на щеках, мелкий пот на лбу – Антон все это заметил. Если раньше он списывал настроение жены на временную болезнь, то, застав ее в таком жалком состоянии, немало озадачился. Похоже, у нее небольшие завихрения, но на какой почве?
– Что? – насторожилась она, помрачнев. – Почему ты так смотришь на меня?
Вдруг тот, кто звонил, сейчас разговаривал с Антоном? А что он мог сказать ему? Что он знает? Убийство! У Леры закружилась голова.
– Ты не причесана, – сказал Антон.
– Да? – Лера провела ладонью по волосам, успокоилась. – Действительно. Я сейчас... Забыла.
