– Конечно можно. Через минуту я принесу кофе. Вы можете подождать в столо…
– А можно поесть здесь? – перебила я женщину.
Она поморщилась.
– Здесь?
– В этом есть какая-то проблема? Я не хочу создавать вам неудобства.
– Проблема? Нет, сеньорита. Конечно, в этом нет никакой проблемы. Просто хозяева тут не едят, – объяснила она.
– Так это же отлично! Я тут никому не хозяйка! – Рассмеявшись, я отодвинула стул, беря кусочек пирога с большой тарелки на столе. – Хм-м-м! – пробормотала с набитым ртом.
Мадалена подала мне чашку и потом налила туда парующий кофе.
– Хотите чего-нибудь конкретного? – Она с любопытством смотрела на меня.
– М-м-м-м. – Я проглотила пирог. – Нет. Пирога с кофе достаточно. Честное слово, это просто отлично! – Я откусила еще кусочек, обмакнув его в отруби.
Мадалена засмеялась и опустила голову.
– Знаете, а сеньоре Кларк тоже так нравилось. То есть пирог с кофе. И очень часто, когда муж путешествовал, а дети были маленькими, она пила кофе здесь, на кухне. Ей было не по душе есть одной, бедняжке. – Глаза женщины стали пустыми и далекими от воспоминаний. – Она была хорошей хозяйкой. Очень хорошей!
– Она вам нравилась, Мадалена? – с любопытством спросила я.
– А кому бы не понравилась? – сказала она, как будто каждый об этом знал. – Хозяйка была очень внимательна, очень воспитанна. Она никогда в жизни никого не оскорбила!
– Вполне могу поверить в это. – Зная Иэна и Элизу, можно с уверенностью сказать, что их мать – необычная женщина. Впрочем, как и ее дети. – Какой она была?
– Элиза сильно похожа на нее, кроме волос. У сеньоры Лауры они были очень светлые.
Меня это удивило. Как и у Иэна, у Элизы волосы черные как уголь. Мадалена заметила мое удивление.
– У сеньора Джона Кларка были темные волосы, как и у детей. А голубые глаза – наследство от матери. Она была невероятно красивой женщиной.
– Глядя на ее детей, легко поверить в это!
Пока я допивала свой кофе, Мадалена рылась в ворохе одежды. Она вытащила какую-то вещь, минуту рассматривала ее и затем покачала головой.
– Еще одна испорченная рубашка! – сказала недовольно.
Я посмотрела на рубашку в ее руках: большие разноцветные пятна покрывали полочки и немного рукава.
– Каждый раз, когда сеньор Кларк решает рисовать ночью, повторяется одно и то же! – уныло пожаловалась Мадалена. – Я уже потеряла счет испорченным сорочкам.
– Иэн пишет? – мой голос прозвучал более заинтересованно, чем мне бы хотелось.
– Да, но на этот раз в своей спальне! – шокированная, промолвила она. – Не знаю, что нашло на хозяина! Сегодня утром, когда пришла убрать его комнату, я наткнулась на беспорядочно разбросанные краски и накрытое полотно. – Она нахмурилась. – Он не хочет, чтобы кто-нибудь видел картину. Мне это показалось странным. Он никогда такого не делал!
Там было что-то, что я хотела увидеть: пишущий картины Иэн. Но если он не разрешил своей экономке посмотреть, то что уж говорить обо мне?
– Сеньор Кларк в последние дни совсем не тот, что раньше. Интересно, что могло измениться так сильно, что он начал вести себя настолько непоследовательно… – Она бросила на меня взгляд, в котором читались имя и фамилия этого изменения.
Я прочистила горло.
– Наверное, у него… такой период. У каждого молодого человека, как он, иногда бывают такие периоды. Но это быстро пройдет! – Я пожала плечами.
На круглом лице Мадалены появилось непонимающее выражение, однако я отказалась объяснять.
– А что вы с ней будете делать? – спросила, ткнув пальцем в рубашку.
– Думаю, она совсем испорчена. Я даже не смогу отправить ее в церковный приход как пожертвование. Эти пятна не отстираются. – Она показала мне большие разноцветные круги.
– А можно я заберу ее?
– Забрать рубашку сеньора Кларка? – Мадалена вскинула брови, ее лоб прорезали три большие морщины.
– Мадалена, не смотрите на меня так! Вы же помните, у меня почти нет одежды. Эта рубашка идеально подойдет мне вместо пижамы. Или вы считаете нормальным, если я буду спать голая?
Она покраснела при мысли об этом. Потом положила рубашку в кучу грязного белья.
– Я постираю ее и отнесу в вашу комнату, сеньорита.
– Спасибочки, Мадалена. И благодарю за кофе. Он, как всегда, был чудесным.
Из коридора донеслась очень приятная музыка. Я зачарованно пошла на звук и добралась до музыкального зала. Элиза играла на арфе. Когда она увидела меня, то перестала играть и попыталась подняться.
– Пожалуйста, не останавливайся! Поиграй еще, Элиза. Я так соскучилась по музыке!
Девушка улыбнулась и сказала:
– Доброе утро, София. По какой-то определенной музыке? – На ее щеках появились ямочки.
– Нет. – Я опустила голову. – Сыграй то, что тебе больше всего нравится. – Я не знаю классики, никакой.
Она заиграла воодушевляющую мелодию. Звуки арфы были такими сладкими, что музыка звучала как что-то небесное, нежное и чистое.
Я села на стул рядом с Теодорой. Мне показалось, было бы невоспитанно сесть в другом конце зала.
– Доброе утро, сеньорита София, – сказала та.
– Доброе утро, Теодора. Как дела?
– Все очень хорошо, сеньорита. Особенно сейчас, когда бал уже совсем скоро. Мне так не терпится познакомиться с сыном леди Катарины! – На губах девушки появилась широкая улыбка.
– Круто! – кивнула я.
Некоторое время мы сидели молча, слушая мелодию, наполнявшую зал.
– Можно задать вам вопрос, сеньорита? – Она показалась мне неуверенной.
– Конечно, Теодора.
Чего она хочет?
Девушка колебалась некоторое время, а потом начала:
– Он вам нравится?
Я знала, о ком речь.
– Конечно, нравится. Мне все здесь нравятся.
Теодора опустила голову.
– Нет, сеньорита София. Я говорю о другом чувстве, о том, что он вам нравится в романтическом смысле. Он вам нравится именно так, правда?
– Я… А почему ты спрашиваешь?
– Потому что весьма ценю семью Кларк. Мне не хочется видеть, как они страдают. – Ее глаза казались очень искренними.
– Мне тоже, Теодора, – выдохнула я. – Мне тоже.
– Но я заметила, как он смотрит на вас. А после того, чему мы стали свидетелями вчера в экипаже… Он относится к вам по-особому. Я знаю его уже на протяжении долгого времени и вижу, когда он очарован кем-то. Возможно, влюблен.
