– Как скажешь.
– С Катюней в последнее время – кирдык полный. Парафинит меня с утра до вечера. Пытался ее в Марбелью отправить – почиститься, поголодать, массажики поделать. Не хочет. Хочет, чтобы я был рядом.
– Болезнь не нова. Не обращай внимания, скорее пройдет. Начнешь на цырлах бегать – только больше разойдется. А может, ты ей дом какой-нибудь купишь? Виллу в Тоскане, например? Займется подушками, гобеленами – два года покоя гарантированы.
– Не, Коль. Ей и до нашего дома особого дела нет. Я тебе по секрету скажу, – Александров даже голос понизил. – У нас зимой все крыльцо обледенело. Пока я сам лично прислугу и охрану не отодрал, Катька даже не замечала. Ходила по льду, будто так и надо. Я не понимаю – она не видит, что ли, что в доме бардак?
– У нее не депрессия?
– Именно что депрессия. Но к врачам идти не хочет. Я и не настаиваю. Посадят на таблетки, тоже радости мало. Психолог ей нужен, это факт…
– Или любовник…
– Я, Коль, на все согласен, лишь бы ей было хорошо, а в доме покой. Все, разбежались, если у тебя ничего срочного.
За обедом Александров приглядывался к Жмужкину, которого знал шапочно. Скляр потчевал японским меню: у него служили два повара, японец и итальянец. Скляр любил японскую еду на ланч, а итальянскую – на ужин.
– Откуда рыбу везешь?
– Из Марокко, трижды в неделю доставляют. Сегодня окунь особенно хорош. Боря, ты на икру налегай, ты же большой ценитель икорки. Константин, водки?
– Нет, беленькое какое? «Пюлиньи»? Отлично. Еще работать…
– А ты, Борь?
– Я тоже.
– Так, мужики, – Скляр подцепил на палочки сашими из лосося и открыл совещание в верхах. Кивнул на мужчину лет сорока пяти, скромно сидящего в конце стола. – Я еще пригласил Эдика, зама, ну вы его знаете. Он свел все ваши правки. Надеюсь, это финальный вариант. Предлагаю обсудить.
– Дай поесть сначала, – Боря был верен себе, а Александров, обмакнув сашими в соус с васаби и положив его в рот, взял листочек и принялся внимательно читать.
– Платон! Что ты отсебятину изобретаешь, есть же Закон об акционерных обществах, есть Гражданский кодекс. Эти вопросы, где галочка, – зачем тут квалифицированное большинство, что ты усложняешь? – Александров перебросил листочек на сторону Платона.
– Не согласен. Допэмиссия, увеличение уставняка – это по умолчанию, а вот эти – потому что так договорились.
– Нет, Платон, не пойдет. Квалифицированное – в нашем случае полный консенсус. Гармония – вещь хорошая, но работать-то надо, а не только консенсус искать.
– Константин Алексеевич, – вмешался Жмужкин.
– Просто Константин…
– Я с вами полностью согласен. У вас с Платоном или у вас со мной всегда будет простое большинство. Или у меня с Платоном. Считаю, что квалицифированное везде надо убирать. Квалифицированное – это все равно что отдать вам право вето. Вы не согласны – и все! Мы с Платоном отдыхаем.
– И так плохо, и эдак? – засмеялся Александров.
– Плохо! – трагически воскликнул Жмужкин. – Не рабочая конструкция… Но Платон же – само упрямство.
– Ты что предлагаешь, Боря? Разбежаться? – с нажимом спросил Скляр.
– Упаси господь! Я уже увяз по самые уши, акции тебе продал за три копейки…
– Давайте начнем с легкого… Совет директоров – простым или квалифицированным?
– Что нам мешает сразу прописать квоты в Совете и внести это в соглашение. Раз и навсегда! Квоты!
– Чего их прописывать, Боря, квоты – соответственно акциям.
– Два землекопа и две трети? – спросил Александров. – Сколько членов совета будет?
– Девять.
– Почему девять?
– Так, нечетное число от балды, – засмеялся Платон.
– И как ты мне двадцать пять процентов от девяти отрежешь?..
К горячему утрясли и этот вопрос и перешли к главному для Александрова – к его праву на выход из холдинга, на продажу акций. Александров настаивал на безусловном выходе через четыре года, Жмужкин с Платоном давили на него. Требовали срок в семь лет, а раньше – только если холдинг выйдет на согласованные объемы.
– Ты меня за идиота, Платон, держишь? Финансами вы с Борей рулите. Еще большой вопрос – сколько вы на дивиденты решите распределять, особенно с учетом твоей безудержной тяги к скупке новых активов. А я так и буду сидеть, потому что вам меня нечем выкупить?
Грязные тарелки, ножи, вилки и смятые салфетки давно унесли, а они все рисовали цифры, кубики и квадратики на бумажках. Три взрослых мальчика увлеклись считалками. Все трое прекрасно знали, что жизнь сметет их сегодняшние подсчеты, а может быть, сломает и саму конструкцию. Еще они знали, что главное – это химия их союза или стечение обстоятельств. Сколько на берегу ни договаривайся, с берега мало что увидишь. Но игра затягивала, и они накручивали все новые винтики и бантики, как дети, играющие в солдатиков, охваченные азартной жаждой победы.
– Боря, на мой взгляд, – нормальный мужик. Ноет, кривляется, да… Но серьезно настроен, – заявил Александров, когда Жмужчин отбыл к самолету.
– Не строй иллюзий. Он жаден до такой степени, что в подкорке у него все время сидит вариант «кинуть». Пока в голове рацио, можно рассчитывать, что все сложится. Но если инстинкты возобладают, можно ждать всего, что угодно. Как трудный подросток, – Скляр рассмеялся, но смех его был недобрым.
– Какого черта тогда с ним…
– Костя, не так много людей, у которых вообще рацио присутствует. И еще меньше людей, у которых в придачу к рацио – два целлюлозных комбината.
– Ладно, жизнь покажет, – вздохнул Александров, – давай о другом. Как именно ты купил Листвянку? Через переуступку обязательств по кредиту, забрав залог?
– Костя! Еще раз по-русски.
– Как ты мог купить комбинат, если его акции у меня в залоге? А на комбинате висит кредит. Где он сейчас?
– Костя, лажа какая-то. Никакого обременения не было, акции уже в реестре на «Квантум» перерегистрированы, лежат себе в депозитарии моего банка. До конца недели собирался в холдинг внести.
– Красовская не могла так лохануться… Это начальник департамента, которая кредитом занималась, – пояснил Александров.
– Лоханулась ли?
– Платон, это я у себя буду разбираться. Не думаю, чтобы Чернявин пошел на такой подлог.
– Чернявин на все пойдет, а тем более, ты говорил, что там и этот, зайчик, руку приложил.
– Я Зайца худо-бедно давно знаю. Жук и своего не упустит, но… Мелкий он слишком, чтобы смелости набраться… Тем более подкупить моего начальника департамента… Хотя… Искушения, искушения… Но точно не Чернявин. Он проще.
– Опять иллюзии, Костя.
