— Друзья детства они, да и в шахты сейчас мало кто ныряет, вот они незваных гостей вместе и отваживают.
— Что за гости?
— Туристы там, спелеологи да праздношатающиеся всякие. Правда, сейчас попасть на нижние горизонты сложно. Доступных лестниц нет. Ходы, которые остались для прохода в самую глубину, знает совсем немного народа. Путь вниз открыт только зимой, да и то с альпинистским снаряжением.
— Зимой?
— Инерция температур. Стволы шахт наледями затягивает. Получаются линзы, через которые не пробиться. Оттаивают они начиная с октября, а в феврале — марте опять замерзают.
— А ты-то вниз дороги знаешь? — поинтересовался я.
Петр внимательно заглянул мне в глаза, утвердительно моргнул, а вслух произнес:
— Давно не ходил, да и какая нужда? Выпить хочешь?
Вопрос прозвучал заговорщицки, и неожиданно я спиной почувствовал сверлящий взгляд. Хотелось обернуться, но Петр положил руку мне на колено и незаметно сжал пальцы. Я понял, что он тоже чувствует, и теперь надо верно ответить, чтобы не насторожить наблюдателя.
— Выпить можно, — сказал я. — Вот только Лидия Иннокентьевна пьяниц не привечает…
— Поехали тогда ко мне, — улыбнулся Петр. — Я сегодня один.
— Давай, только сначала к Марычу.
— А что там?
Чужой взгляд не оставлял мою спину ни на секунду.
— Архив Петровича.
— В доме, что ли, оставил? — нервно вскинулся Петр.
Теперь настала моя очередь сжимать его колено.
— Да, — подмигнул я.
Сверливший меня взгляд неожиданно пропал.
— Поехали, — поднялся Петр. — Только с Быковыми попрощаемся.
Когда сели в машину и поехали к Марычам, я в двух словах рассказал Петру о своем исследовании документов.
Узнав, что есть письмо с разъяснениями, мой новый товарищ успокоился.
— Читать поедем ко мне в новый дом, — сказал он. — Там не подкрадешься. Машину на двор загоним, если что, у меня и заночуешь.
— Да мне Марыч ключи оставил, — похвастался я.
— Ты не понимаешь, — наклонился ко мне Петр, — Козлякину известно больше. Я не знаю, что там, в архиве, но чую — интересное что-то. Мой-то папаша покойный ничего не рассказывал, а вот Козлякины всегда жадные были, и, значит, старший младшему поведал что-то. Только нет у него деталей, вот он за тобой и погнался.
— Послушай, — вспомнил я секретничанья на подворье Быковых. — Ты же заметил, что за нами кто-то следил? Ну, когда курить в последний раз выходили.
— Конечно, — улыбнулся Петр. — «Подземля» знаешь какое чутье придает! Тоже уловил?
— У меня это после уголовного розыска, я и Козлякина останавливать не стал, когда он в дом сегодня утром ворвался.
Петр вернулся к утренним событиям:
— Интересно, откуда он про архив узнал?
— Серега рассказал.
— Серега? Не может быть, они же не общаются.
— Тогда кто? — удивился я.
— Ладно, после будем думать, — ответил Петр, выскакивая из машины. — Пойдем, архив заберем.
Когда отпирал калитку, из дома послышался стук.
На подворье Маркиных обычно царила тишина, и звук насторожил сразу.
— Слышал? — спросил я.
— Давай отпирай быстрее, — скомандовал Петр.
Мы ввалились в калитку и побежали к крыльцу.
Замок открылся, но дверь не поддавалась.
— Заложка, — прорычал я и побежал вокруг дома, вспомнив про окно без шпингалетов.
Оно оказалось распахнуто, и из него вился черный дымок. Боковым зрением я заметил две темные фигуры, которые перебирались через забор в дальнем конце огорода. Первый спрыгнул на другую сторону, а второй подал ему какой-то предмет.
«Сундучок Быкова», — узнал я, и мысли понеслись за похитителями, но соображения о пожаре остановили.
Обдумывая после свои действия, понял: погонись я за ними, ничего хорошего не вышло бы. Парни, способные на такие поступки, могут и большее. Напугать попробовавших крови невозможно, тем более что уходили они с добычей.
Побеги я следом — валяться бы мне с каким-нибудь штырем в животе среди кустов соседской малины, а дому Маркиных — медленно догорать.
Когда заскочил через окно, сваленная на полу куча уже занялась. Хорошо, мое детство прошло в лесу. Огонь, конечно, штука страшная, но тушить что-либо мне доводилось не раз.
«Сразу не обжигает», — вспомнились слова соседа по даче, летчика-фронтовика. Таскал он тогда из костра угольки, прихватывая их заскорузлыми пальцами, подкуривал и успевал бросить обратно.
В раскрытое окошко полетели загоревшиеся обломки стула, которыми похитители архива затеяли разжечь импровизированный костер. Следом я вышвырнул затлевший матрас.
Петр ломился в двери.
Я заорал:
— Не ломай!
И подскочил к опасно прогибающемуся косяку. Откинул кованую задвижку.
— Правильно побежал, — оценил обстановку партнер. — Еще бы минут десять, и прощай, берлога Бульдозера.
— Знал дядю Толю? — поинтересовался я.
— Конечно, — разулыбался тот. — Кто его не знал? Бульдозера все боялись, особенно, кто у жены его учился. Хулиганить на уроках не решался никто.
— Да уж, — вспомнил я ручищи дяди Толи.
— Надо полы пролить, — взял ведро Петр. — Вдруг где залетело…
— Милицию зовем? — спросил я.
— Не стоит, только время потеряем, да и объяснять придется, что и откуда.
— Зато остерегутся…
— Эти? — удивленно уставился на меня Петр. — Им вообще на все плевать. Никто связываться не хочет.
Действия противника неожиданно показали мне опасность нового предприятия.
Я вытаскивал во двор обгоревшие остатки мебели и думал: «Еще ничего не начали, а уже целый ворох проблем».
— Вовремя приехали, — гудел, поливая половицы, Петр. — Смотри какие, мало что архив утащили, так и следы еще замести решили: мол, сгорело да сгорело… Что там за тайна такая?
— Стоящая, — коротко ответил я. — Причем наша с тобой.
— То есть?
— Для тебя и для меня, — сообщил я вполголоса. — Архив твоего бати где сейчас?
— Эх, мать честна, — спохватился партнер. — В старом доме, а там никого.
— Так поехали, — чуть не заорал я. — Без него вся возня зря…
В обратную сторону неслись быстро. Сколько ни прислушивался к себе, на сердце было спокойно.
Домик покойного отца Петра стоял на той же улице, что и дом Быкова. Подворье, как и у того, вымощено отходами цеха по обработке камня, и даже гараж построен из таких же мраморных брусков. Почти полные двойники.
