Смотрю на него и вижу, что отпустило его беспокойство.
— Почему так думаешь?
— Ничего не поменялось, — смеется проводник наш. — Я переживал, может, после землетрясения русло другое появится, а здесь только воды больше стало.
Нательного белья решил я два комплекта в мешок засунуть. Серега-то сейчас весь мокрый.
Каково это на морозе — я знаю, тонул раз в армейские времена на газике 66-м. Стоишь потом на ветру и медленно застываешь. Вся одежда колом становится — страшная смерть.
— А не уйдет он от штольни куда?
— Не должен. Ясно же, что и мы вот-вот появимся.
— Ну, тогда давайте скорее, — говорю. — Он сейчас там мерзнет, бедолага.
И белье пакую с портянками.
— Я ему тоже сухое положил, — Петр говорит. — Так что теперь у него двойной комплект. Анечка, что там с телефоном?
Девчонка отвечает: мол, в порядке все. Петруха нам номера продиктовал. Пояснил, что, как вынесет нас поток, надо племянника вызывать.
— Не подведет? — спрашиваю, но Петруха на меня так глянул, что ответ не понадобился.
— Его самого откапывали разок, — говорит, — он знает, как это — погибать. Спит сейчас в полглаза и вместо телика за едой на телефон смотрит — нас ждет.
Кивнул я молча. Ясно. Ждет нас парень.
Встаю.
— Ну что, ныряем и плывем? — спрашиваю.
— Зачем нырять? Ложись на воду, а поток сам куда надо утащит. Первым пойдешь?
— Давай, — говорю, а сам думаю, что последнему страшнее. — Как выйду, племянника вызывать буду.
— Сашка его зовут.
— Помню…
Чувствую одобрение в голосе проводника и понимаю, что назад дороги нет и нужно мне в ледяную воду красиво теперь зайти. Подумал-подумал и прямо где стоял на тропинку уселся. Глубина — сантиметров тридцать. Ногами дно щупаю, а его и нет. Водичка ледяными пальцами меня хватает, и чую я — стартовать пора. Соскользнул в поток и представил, что Сережка почувствовал, когда его поволокло. Дно лишь на секунду нащупал, и подхватило меня течение.
Петр фонариком вслед светит. Соображаю, что надо было груз распределить так, чтобы движением управлять. Но сомнения промелькнули, и махнул я рукой, потому что затащило меня в узкую часть штольни и понесло как щепочку.
Стены руками достаю — мерзнут пальцы. Вода ледяная каждую клеточку тела обжигает.
Тут мысль пришла, что, не дай бог, проход забит чем-то. Вода выход всегда найдет, а мы с грузом своим не проскочим. Картинки завалов начали рисоваться из крепей, потоком принесенных.
Дальше — больше. Панику только подпусти к себе, и не отцепится она, пока не задавит.
Неожиданно развернуло меня в очередной раз. Взмахнул я руками да по потолку чиркнул. «Ничего себе, — думаю. — Как бы с головой не искупаться». Крутит меня поток, а я рук теперь не опускаю, и даже вода не такой ледяной кажется. Не исчезает потолок, а только ниже становится! Потом еще ниже — сантиметров тридцать воздуха осталось. Десять…
Зацепиться пытаюсь. Ощущение появилось, что сужаются стены. Понимаю, что это фокусы воображения и просто штольня вниз идет, но остановиться не могу.
Не получается у меня ухватиться, и последняя мысль мелькает: «Лишь бы на той стороне решетки не было».
Воздух закончился разом — я только щекой по потолку чиркнул. Пока, зажмурившись, под водой летел, всю жизнь свою перелистал.
Путаются мысли, то ребенком себя вижу, то с Серегой на Кругобайкалке в тоннелях лазаем.
Хлоп, и выскочил как пробка. Воздух — манна небесная. Даже ледяная вода не мешает. Потолок снова вверх ушел, и понял я, что проскочил через самую узкую часть. Дышу, дышу, и нет ничего слаще глотка этого воздуха морозного.
Как надышался, сообразил, что холодно, и ногами дно зацепил. Прав Петруха, плыть — не идти, однако на улицу решил на ногах выходить.
Встал и понимаю, что в воде теплее было. Морозец-то оказался градусов десять, так что мокрому сильно неприятно.
Вижу небо звездное и бреду к выходу.
Радость неимоверная. Кричу что-то. Изо рта пар валит. Неожиданно фигурка впереди появляется.
— Серега! — ору. — Ты?
Молчит, плохо ему. Еще бы, он-то минут на тридцать раньше нас купаться начал. Подхожу. Точно, Лысый, только заторможенный какой-то. Руками гребет меня, аки медведь. Обнимаю и чувствую, что одежда на нем колом.
— Переодевайся, — кричу и бутор с себя сбрасываю.
Вижу, не так что-то и улавливаю, что идет от товарища моего запашок. Сразу вспомнил, что наш запас спиртного у него оставался — две армейские фляжки.
А Серега икает вдруг пьяненько и спрашивает:
— Бухать будешь?
Выяснилось, что оприходовал он уже полфляги, а это граммов четыреста. Дилемма «переодеваться или выпить» решилась сразу. Одежда вон где, а фляжка перед носом маячит. Глотаю водку и понимаю, что повезло нам. Проскочили в очередной раз без потерь, и любая простуда теперь не в счет.
Тепло внутри растекается, а я уже пакеты непромокаемые тащу.
— Переодевайся, — швыряю Лысому шмотье и телефон включаю.
Засопел Серега, как сообразил, зачем это, и давай с себя ледяные корки тащить, а мне уже хорошо. Даже пальцы застывшие отпустило. Тычу в кнопки. Загорается экранчик. Сеть появилась — вот оно, спасение! Номер, что под землей записал, набираю. Время тянется еле-еле. Вызов пошел.
«Эх, есть-таки в цивилизации кайф», — думаю, а тут из дыры Анечкин голос:
— Серега! Мишка!
46. В. Козлякин
Решение родилось простое: раз уж в штреке с таинственным $ нет воздуха, то, значит, надо его туда доставить. С незапамятных времен помнил Володька в поселке Култук у мужика одного компрессор водолазный для жесткого костюма. Два больших колеса на ручном приводе. Еще когда Юрку в плавание отправлял, пришла ему эта идейка.
«Противогаз возьму, — прикидывал Козлякин, — и примастрячу маску через шланг».
Пока рассуждал, уйму работы сделал. Проверил сторожки свои возле лестницы, по которой наверх ушел незадачливый кавказец с ножом. Все как стояло. Не возвращался.
«Может, нашел-таки ход какой-то? — задумался Володька. — Эти-то четверо сверху спустились».
Сиротливо висящие альпинистские шнуры он решил оставить. Спасательная экспедиция так и так будет, и незачем лишний раз на мысли какие их наводить. Вспомнилась задвижка. Получается, что нужно открыть ее, иначе какой это несчастный случай?
«Потом, — решил Козлякин. — Времени мало прошло. Сколько времени до спасательной экспедиции? Неделя? Две? Загадится все этим вонизмом. Как почую посторонних в шахтах, так и открою».
