– Отпрошусь, – пообещал он. – Чего только не сделаешь ради бывшей жены.
На следующий день уже в одиннадцать утра были на месте. Территория больницы, расположенной на краю деревни, была густо засажена деревьями, на которых уже лопались почки, аромат стоял лесной.
– Должно быть, здесь летом хорошо, – предположил Игорь. – Зелень, не жарко, тихо.
– Ага, – подтвердил Алик. – А за больницей речка и ва-аще не хватает надписи «Добро пожаловать».
– Посмотрим, как нас примут в этом раю, – выбираясь из машины, бросил Вячеслав. – Игорь, идемте со мной, вы мне нужны для солидности, сойдете за телохранителя. Алик покараулит машину.
Но у въезда их не пустил... дед-охранник. Смешно: что он тут охраняет? Они объяснили, что прибыли к главврачу, только после этого дед пропустил. Направляясь к главному корпусу, Игорь начал тему, волновавшую и Вячеслава:
– Скажите, это возможно – найти преследователей Далилы?
– Честно? Пока нет. Я надеюсь на Милу.
– А чем поможет Мила? – изумился тот.
– Видите ли, Игорь, на мать и дочь почти одновременно обрушился град неприятностей. Совпадением это, мне кажется, назвать нельзя, кто-то методично пытается уничтожить их. Но это все, что я пока могу сказать.
Главврач встретила их весьма приветливо, с неким кокетливым ожиданием, словно два любовника явились разом и она им обоим рада.
– Мы бы хотели повидаться с Милой Чибис, – перешел к делу Вячеслав.
– А вы кем ей доводитесь? – полюбопытствовала она.
– Родственник.
– А почему без мужа приехали?
– А он очень занят на работе. Я проездом, узнал от Серафима, что она лежит здесь, вот и приехал проведать ее.
– К сожалению, это невозможно.
У Вячеслава уголки губ поползли вниз, но тон был лукавый:
– Как это – невозможно?
– Первые две недели мы не допускаем к больным родственников ввиду опасности ухудшения самочувствия.
– Простите, что? – подался к ней корпусом Вячеслав. – Я не ослышался? Вы не разрешаете видеться с родственниками? Я не в тюрьму попал?
– В интересах больных не разрешаем, – проигнорировала она шпильку. – Здесь за каждого больного несем ответственность...
– Понял! – Вячеслав ударил в ладоши, улыбнулся. – Сколько?
– Я сейчас позову санитаров, и вас выставят вон, – козырнула неподкупностью врач.
– А теперь вы не поняли. Я хорошо оплачу свидание, всего десять минут. Моего телохранителя не бойтесь, он немой, никому не расскажет.
Сильнее слов зрительные рефлексы, подающие сигнал в отдел мозга, где укоренилась жадность. Вячеслав намеренно растягивал фразы, доставая бумажник, раскрыл так, чтобы в поле зрения врача не попали рубли. Отсчитывая зеленые купюры, он исподлобья следил за ней. Алчность сверкнула в зрачках, но, очевидно, она испугалась провокации:
– Уходите. Немедленно.
– Не хотите денег? – вскинул Вячеслав подозрительно наивные глаза.
Захлопнув бумажник, он положил его в карман, а оттуда рука его вернулась с пистолетом. Он не стал направлять его на заледеневшую женщину, просто рассматривал оружие со всех сторон. Наконец посчитал, что впечатление произвел, заговорил несколько развязно:
– Сейчас вы прикажете привести Милу. И не надо шума, я этого не люблю. Трупы мне не нужны, мы мирные граждане. Иногда. Правда же? – лениво повернул он голову к Игорю, тот утвердительно кивнул. – Вот. А если сюда набегут, то... пуль у нас на всех хватит. Правда?
Он снова повернул голову к Игорю, который достал пистолет из кармана и сунул его за пояс. На грубом лице врачихи задергались мышцы – нервный тик. Она встала из-за стола, притом задела журнал, тот упал на пол, поднимать не стала, подошла к двери. Игорь переместился к стене и ласково смотрел на нее, без всяких угроз, играть так, как Вячеслав, он не умеет. Но она, кажется, расценила ласковый взгляд по-своему, распахнула дверь, истерично крикнула:
– Чибис ко мне! – Из коридора отозвался неразборчивый женский голос. – Я же сказала: Чибис ко мне в кабинет!
Игорь непроизвольно охнул, увидев Милу: глаза ввалились, кожа серая, щеки впали, короче, ходячий труп. А она, едва до нее дошло, кто перед ней, кинулась ему на грудь:
– Заберите меня отсюда, по... пожалуйста. Я не могу... умоляю...
Дальше слезы и рыдания не дали ей говорить.
– Это вы называете лечением? – указав на Милу, сказал Вячеслав. – Мы забираем ее.
– Вы не имеете права... – залопотала врач.
– Имею, – мягко произнес он. – И заберу. Меня не удовлетворяет лечение.
– Я сообщу куда следует! Это похищение!
– Попробуй только, – прошипел Вячеслав свирепо. – И калечить людей будет некому.
Беспрепятственно вышли с территории больницы. По дороге в город к Миле не приставали с расспросами, она же, забившись в угол, сидела с закрытыми глазами.
– Мама! – вскрикнула Мила, когда вошла в номер.
И снова слезы. Но не Далила ревела в три ручья, она просто обняла дочь, похлопывала ее по спине, успокаивая, и молчала. Потом Мила поплелась в ванную, мылась полтора часа, а все ее ждали. Одежды у нее не было, не сообразили забрать из камеры хранения, поэтому на голое тело она надела халат матери. Из ресторана принесли еду, правда, ела Мила неохотно.
– Ты можешь говорить? – спросил Вячеслав, Мила кивнула. – Тогда расскажи все. Без утайки и с самого начала. То есть с роддома...
На удивление, Мила подробно рассказала о своих напастях, а досталось ей – не дай бог никому. Скорей всего, после психушки сработал синдром свободы. Мила чувствовала себя защищенной, тем не менее она после «лечения» была еще вялой. Ее уложили спать, а на совет перешли в номер Вячеслава. На Далилу рассказ дочери произвел сильнейшее впечатление, она едва слышно обронила:
– Кто мне объяснит, что творится?
– Попробую, – сказал Вячеслав. – Нападения на вас и злоключения Милы – одних рук дело. Вас пытались убить, а ее методично толкали в дурдом. Полагаю, ребенка украли ради этой цели – довести Милу до психоза или до так называемого самоубийства. Потеряв сына, она его искала очень неумным и бессмысленным способом, со стороны это выглядело как явное помешательство. Муж и свекровь явились бы первейшими свидетелями, что Мила переживала глубокую депрессию, вела себя неадекватно, версию убийства отмели бы сразу. Именно поэтому убийца на мосту пытался сбросить ее, ни разу не ударив. Кстати, после психушки с Милой могла приключиться любая смерть, которая уже никого не удивила бы.
– Так ребенок жив?! – спросил Игорь.
– А вы еще сомневаетесь? – высоко поднял брови Вячеслав. – После рассказа Милы сомневаетесь? Думаю, жив.
