– На дороге валяются трупы. Господи, как я не стала трупом? Настасья говорит, на меня набросились астральные силы. Какого черта им от меня надо?
– У черта спроси. За работу, Далила...
Миле что-то кололи, после чего схватки притуплялись, а сон не наступал, все плыло и плыло в бессознательную дыру. Иногда она открывала глаза и видела круглые часы над дверью, но не помнила, сколько времени они показывали, когда последний раз смотрела на них. Казалось, время остановилось, и если б не резкая боль, возникающая неожиданно, Мила думала б, что наступил час икс, когда все живое внезапно прекратило существование. Но она жива, еще жива. И понимала это, только когда вспыхивал новый бунт внутри, который и был сильнее предыдущего. В редкие часы затишья она думала и о муже. Они так ждали этого ребенка, которого сейчас Мила воспринимала извергом, рвущим ее на части.
Первый ее брак распался после двух лет совместной каторги. Он тоже был музыкант – скрипач, естественно, гений, с большими претензиями к ней и маленькими слабостями, которых оказалось слишком много, отсюда проистекали ссоры. Мила была девушка стройная, спокойная, светлоглазая, белокожая, с волосами, закрученными узлом на затылке, что ее совсем не портило, правда, строгости прибавляло, в общем, без внимания она не осталась. Встречалась после развода с мужчиной, он был женатым, много лгал и много обещал, дарил дешевые подарки, которые потом отправлялись Милой в мусорное ведро за ненадобностью, и вечно смотрел на часы. Она рассталась с ним без сожаления.
В этот момент и появился он. Сначала она заметила: где бы ни была, он оказывался неподалеку и старался держаться незаметно. Само собой, она задавалась вопросом: что ему нужно? Учитывая криминальную обстановочку в городе, первыми родились нехорошие мысли. Когда она видела его на концертах, пальцы становились холодными, не попадали на струны арфы. Чаще всего он сидел на одном и том же месте – в третьем ряду напротив Милы – и смотрел только на нее. После концертов на проходной ей передавали скромный букет. От кого? Неизвестно. Она понимала, что это он оставил цветы. Но ни одной попытки познакомиться не делал в течение трех месяцев, просто преследовал. Это пугало, его поведение виделось Миле странным и нелепым.
Однажды с виолончелисткой зашли в кафе, выпили по чашке кофе с пирожными, потом коллега умчалась к ученикам, а Мила задержалась, расплатилась с официанткой и вдруг, подняв глаза, увидела его прямо перед собой.
– Здравствуйте, – сказал он, улыбаясь и садясь на место виолончелистки.
Вблизи он оказался намного симпатичней, чем издали, хотя и не красавец. Скорей всего раньше Мила оптически обманывалась из-за убеждения, что ее преследует маньяк с весьма оригинальными особенностями. Его уже и весь оркестр приметил, а бывший муж просто из себя выходил, когда видел лицо в зале, уставившееся на Милу. И предупреждал: будь на стреме, психопаты сначала охмуряют, потом расчленяют. Вблизи он не был похож на психопата, тем более на маньяка. Но Мила решила держаться с ним холодно:
– Здравствуйте. Вы – кто?
– Серафим. А вы Мила.
– Простите, у вас проблемы?
– Да. Вы. Я не знал, где удобней с вами познакомиться.
– Зачем же знакомиться, если вы и так знаете, как меня зовут?
– Я хочу, чтоб вы познакомились со мной. Разрешите вас проводить?
Она подумала: когда он садился за столик, виолончелистка наверняка видела его, в оркестре этого человека тоже знают, в случае чего – составят фоторобот. И чуть не рассмеялась: кто же будет светиться, имея подлый умысел? Нет-нет, ее подозрительность чрезмерна и необоснованна.
– Ну, проводите, – разрешила она из любопытства.
Шли пешком – Серафим предложил прогуляться – и много говорили. Он оказался не то чтобы интересным, но занятным. Например: он не любил музыку и особенно в исполнении оркестра, в котором работала Мила.
– Зачем же ходите на концерты? – поразилась она.
– Из-за вас. Вообще-то я люблю слушать музыку, но когда это происходит попутно за каким-нибудь делом. А тратить время на сидение в филармонии, простите, – роскошь. Сейчас его следует использовать с максимальным уплотнением графика, зря потраченных минут не должно быть.
– Вам не кажется, что вы зря тратите минуты на меня? – поддела его Мила.
– Ни в коем случае. – Серафим возразил с серьезностью, с какой обычно обсуждают стратегические задачи где-нибудь на предприятии. – Я говорил о времени как о высшем благе, данном человеку, ведь его отпущено мало, слишком мало. Но помимо времени нам отпущен ряд эмоциональных категорий, ради которых мы живем и тратим время. Понимаете?
– Боже, как сложно, – рассмеялась она, останавливаясь у подъезда. – Моего ума не хватает объять ваши умозаключения. По-моему, вы рассудочный сухарь.
– Разве иметь рассудок плохо? А насчет сухаря вы не правы, у меня много достоинств, если хорошо присмотреться. Мила, а почему арфа?
– Потому что это инструмент богов, – полушутя сказала она. – Звуки арфы, как воздух, нежные и прозрачные. Я уже дома. Спасибо за интересную беседу.
– Как! Вы не пригласите меня на чашку чая?
– Это уже чересчур для первого свидания.
– Вот видите, вы как раз и тратите время впустую, вместо того чтоб узнать меня ближе за более короткий срок. Вас сдерживает страх предрассудков. Мила, май – не самый теплый месяц в году, я немного продрог.
– Ну что с вами делать, – всплеснула руками она, снова рассмеявшись. Он необычен, необычны его взгляды, высказанные в непринужденной форме, будто это не устоявшаяся позиция, а всего-то способ понравиться оригинальностью. – Заходите, раз настаиваете. Предупреждаю: у меня не убрано и есть нечего.
Пока Мила согревала чайник на кухне и готовила бутерброды, Серафим неплохо освоился, во всяком случае, снял пиджак и рассматривал диски с записями музыки, взяв их с полки. В общем, чувствовал себя как дома. Что удивительно – его раскованность не была развязностью.
– У вас много джаза, – сказал он, когда Мила принесла чай. – Поставьте Армстронга, этот голос не спутаешь ни с одним. Он, как и его труба, выкручивает нутро наизнанку, застревает в каждой клетке.
– Вы же не любите музыку, – разливая чай, напомнила Мила.
– Джаз – не музыка, а состояние души.
Вот так и выясняется – мимоходом, – что скрыто в человеке. Мила уже более пристально изучала Серафима, достаточно неординарного, чтобы появилось желание узнать его ближе.
– Чем вы занимаетесь? – поинтересовалась она, включая проигрыватель и ставя диск.
– Всем понемногу. Я предприниматель, а мелкие лавочники обязаны заниматься всем, что связано с их делом. На паях с матерью мы держим два магазина, один в центре, где продаются вещи из Европы, за ними ездит моя мать. Мама потрясающая, она вам понравится. Во втором ассортимент скромнее – из Турции и Юго-Восточной Азии.
