Когда же Фомин приехал на Светлояр, гидрофон зафиксировал в глубинах озера низкий, рокочущий гул. Но он был похож не на «громы» Ладоги, а скорее именно на то, как гудит громадный колокол. Выяснилось, что в озере звуки эти чаще всего возникают перед восходом Солнца и в полнолуние. Однако на берегу ни сам Фомин, ни другие находившиеся рядом люди ничего подобного не слышали.
Какова может быть природа этих звуков?
Искать ответ легче всего, если вспомнить, как представляют себе геологи толщу недр под Светлояром. Трещина, титанические плиты базальта, надвигающиеся друг на друга среди температур в сотни градусов и вечного мрака. Только представим себе это. И подумаем: неужели такое может происходить совершенно без какого-либо звука?.. Неудивительно, что Фомин не смог услышать ничего подобного на озерах, расположенных в сейсмически спокойных зонах Восточно-Европейской равнины. И вероятно, может быть такое, что кому-то из людей доступно восприятие этих частот, идущих из-под земли. Ведь то и дело приходится слышать о тех, кто предчувствует, например, землетрясения, о том, что перед этими страшными природными катаклизмами на поверхности бывает слышен непонятный гул. А Луна и Солнце – космические тела, приводящие в движение колоссальные массы морской воды, – могут влиять, конечно, и на земную толщу. Ведь там, на глубине под страшным давлением, – целые океаны жидкого, расплавленного камня.
Так что наблюдения, сделанные Игорем Фоминым, можно поставить в ряд аргументов в пользу тектонической гипотезы происхождения озера.
И это гипотеза, которую я, изучив литературу, принял безоговорочно и готов отстаивать.
* * *
В старину случилась нашей Руси беда – нашествие татарского хана. Его звали Батый.
Вся Ветлуга была вырезана чужеземцами, они убивали, грабили, жгли, не щадя ни старого, ни малого. За родину, за своих жен и детей принимали смерть ратники.
В ту пору по нашим лесам только-только люди еще селиться начинали, около Светлого озера тоже город новый строился, его Китежем назвали. И жители его возмолились Богу – как сохраниться им от врагов, от их мечей, от поругания и от их веры.
Тогда город их закрыло озеро. И сейчас Китеж-град праведный существует, и люди там живут, но он подземный и подводный.
Цел Китеж-град, церкви его холмами стоят, колокола бьют, и их простой смертный услышать может. Сам я тоже китежские колокола один раз слышал.
На Владимирскую, на престольный праздник, к Светлояру сколько народу ходило. Вот и я пошел – было дело. Далеко тут, все лесами, дороги колесные – машин-то тогда еще никто и не слышал.
Пошли к озеру и женщины из нашей деревни, но они отстали от меня.
Иду я к Владимирскому – слышу, звонят. Поле чистое, домов несколько, до села-то полем далеко идти – только на краю видно. И звон глухой, все равно как из-под земли. Колокол большой – и красиво бьет. А потом и маленький вступил.
Иду дальше – звон все тише, а как к Владимирскому стал подходить, так и новее не слышал.
Спрашиваю я:
– Где тут церковь-то у вас?
– Да вон. Только построили, колокола ждем.
– Так она, значит, без колоколов?
– Ну да!
Вот уж я удивился:
– Что такое?
– А это церковь подземная, она в аккурат возле озера, как проходишь. Подземная церковь, невидимая. И редко кому дано ее звон услышать…
На берегу озера
Так град Китеж и стоит под озером.
Сколько бед враги наделали, ведь если не они, так кто бы на здешних болотах в чаще селиться стал. Уж только потому и живут, что от беды бежали.
9
Здесь я прервусь.
Прервусь потому, что понимаю, что начну сейчас писать вещи, малопонятные для того человека, кого называют «широким читателем».
«Я вам все сейчас разложу по полочкам, чтобы потом было общей кучей» – эти слова я записал за одним из наших университетских преподавателей, который впоследствии стал профессором. Мы, студенты, его очень уважали и не насмешничали. Но вот – сорвалось с языка. И ведь это правда, так оно и бывает.
На берега Светлояра самая пора привести людей.
Мы ведь только что установили: озеро по геологическим меркам совсем молодо. И люди могли видеть все, что с ним происходило.
Наши обыденные представления о том, кто тут жил в глубокой древности, очень странны. Род, племя, палка-копалка, орудия труда – эти слова оседают в голове после школьных уроков истории. И мы их как-то совершенно не можем применить к своим местам. Задай вопрос любому: что у нас было здесь, на Нижегородской земле, кто тут жил до русских? И не услышишь ничего внятного. Это не объясняют в школе. Собственно, и в вузе тоже не объясняют. Популярные книги о местной истории обычно говорят о каком-то абстрактном первобытном строе. Еще, конечно, есть книги археологов. Но даже профессиональные историки, которых интересуют другие, более поздние эпохи, ощущают: эти книги написаны чаще всего на птичьем языке. Их авторам важен конкретный материал, о котором они пишут, и это понятно. Они описывают прежде всего детали: украшения, осколки керамики, особенности трупоположения в могильнике. А где большие и важные выводы, адресованные нам, неархеологам? Так эти люди, погребения которых найдены, – наши предки или нет? На каком языке они говорили?
Другой птичий язык – язык сравнительно-исторической лингвистики. У человека, желающего разобраться в истории языка и не имеющего филологического образования, быстро зарябит в глазах, когда он откроет специальную литературу, от рядов сравнений корней в неведомых ему языках, от реконструкций, от гипотез палеоконтактов.
Ответьте мне на простые вопросы: кто мои далекие предки и кто тут жил до нас, – если с этим к специалистам обратится пресловутый «широкий читатель», то археологи будут говорить ему о смене, преемственности культур, а лингвисты – о родственных языках. Желаемого ответа он не получит. И специалисты с торжеством пояснят: это не случайно – ведь тут все очень сложно. И доступно только тем, кто этим занимается долгие годы. На деле же даже они сами иной раз могут толком не понимать друг друга: как-то так сложилось.
Людей, интегрирующих знания из смежных по своей сути научных областей, очень мало. Наверное, я в своей жизни видел двух – петербургского археолога, который известен во всем мире, Льва Самуиловича Клейна. Это человек, который оказался способен реконструировать общую праэтническую картину Европы, ее этническое состояние три, четыре, пять тысячелетий назад, смог наложить анализ истории археологических культур на данные о прошлом древних языков, мифологии. И написать об этом потрясающе понятно, популярно – для неспециалистов. И еще марийский фольклорист Виталий Александрович Акцорин. Он размышлял о том, какие события отразили сказки, легенды его народа, и искал следы этих событий в археологических материалах, в летописях, в словах соседних языков, в географических названиях.
