И тоже попал в холстину. Его удержали, на него надели шапку, его стали хлопать по спине, подбадривать. Трофим был очень рад. Ещё бы: и кочерга была при нём, и руки-ноги не поломаны. Трофим соскочил с холстины, встал на землю, осмотрелся. Вокруг стояли стрельцы, все в белых шубных кафтанах – белохребетники, царская сотня. В одном месте они расступились, вперёд вышел Зюзин, строго глянул на Трофима и спросил:
– Откуда ты такой?
– С крыши, – ответил Трофим, уже чуя неладное.
И не ошибся – Зюзин продолжал:
– С какой крыши?
Трофим показал на ту, с которой спрыгнул.
– Так это же царицын терем! – грозно воскликнул Зюзин. – Как ты, пёс, туда попал? Как смел?!
– Я… Это… – только и сказал Трофим. – Догоняли! Не заметили!
Зюзин ещё раз посмотрел наверх, прибавил:
– А как черепицу изгваздал! Сколько казне убытку!
Трофим понял, что пропали его сто рублей, и вздохнул. Зюзин вдруг смягчился и сказал:
– Ладно. Пока что не до этого, – отвернулся и позвал: – Овсей!
Вперёд других вышел стрелец с карлой в руках, в охапке. Карла кусал губы и пыхтел. Зюзин вырвал у Овсея карлу, перехватил его одной рукой за шиворот и, так и держа перед собой, пошёл вперёд. Стрельцы раздались на две стороны. Зюзин велел Трофиму догонять. Трофим догнал, они пошли через стрельцов.
За стрельцами стояла толпа дворовых. Зюзин остановился, поднял карлу над собой, потряс им как пустым мешком и начал выкрикивать:
– Православные! Вот он, поганый пёс смердячий! Слыхали, что он брехивал? А вот он сейчас у нас одумается! Я его к царю снесу, и пусть он там расскажет, как оно на самом деле было!
Зюзин пошёл через толпу к крыльцу. Трофим пошёл за ним, а за Трофимом – стрельцы. Толпа стояла и немо молчала. Карла вертелся в зюзинской руке, корчил рожи и пытался вырваться, да всё напрасно.
15
Но опять пошли в покойную. Ставни там были уже составлены, окно открыто. Но всё равно свету в палате не хватало. Пора поздняя, ноябрь, думал Трофим, а снегу ещё толком нет.
Зато было натоплено, как в бане. Зюзин поставил карлу на пол, но продолжал держать за шиворот, и с одобрением сказал:
– Ого! Дров не жалели! – и спросил: – Кто здесь сегодня истопник?
Один из стрельцов ответил, что Андрюшка. Зюзин засмеялся и прибавил:
– Славно топит! Теперь будет всё время здесь топить. Вместо того Саввы. Савва не жилец! Да как и этот пёс.
Сказав такое, Зюзин разжал пальцы. Карла свалился на пол, но тут же вскочил и гневно посмотрел на Зюзина. Зюзин его поддразнил:
– Зыркай, зыркай! А всё равно ты уже не жилец. Такое всклёпывать на государя, аспид!
Карла сердито ощерился. Но Зюзин уже не смотрел на него, а подошёл к закусочному столику. Столик был до самого пола накрыт дорогой парчовой скатертью. Карла вполне может под ней спрятаться, подумал Трофим. Зюзин опять заговорил:
– Смотрите, православные, запоминайте. На царёв суд взираете! – И тут же окликнул: – Гришка!
Вышел Гришка, скорописец, пощёлкал пером об ноготь. Зюзин кивнул ему записывать, оборотился к карле и велел назваться. Карла в сердцах ответил:
– Василий сын Петров Карась.
Голос у него был бабий. Гришка записывал, перо скрипело. Зюзин глянул на Трофима. Трофим сунул карле крест. Карла чмокнул крест и отвернулся.
– Басурманин, – сказал Зюзин. – Сразу видно. Но ладно. Рассказывай!
Карла, облизнувшись, начал говорить:
– А что я ещё скажу? Я же уже рассказывал: эти стояли как столбы, вниз не смотрели, я мимо них прошёл, дверь приоткрыл, мне много не надо, я не жирный…
– Стой! Стой! Стой! – перебил его Зюзин.
И повернулся к стрельцам. Один из них выступил вперёд.
– Иди вниз, – приказал ему Зюзин, – и приведи рынд этих, нелюдей. Пусть послушают, какая от них польза, как они службу несут, скоты!
Стрелец вышел. Зюзин велел карле продолжать, и тот продолжил:
– Вот я тогда сюда пришёл, никого здесь ещё не было. А я был с пирогом, с медовым. Я на поварне его взял. Укромно. И унёс. А тут сел под скатерть и сижу. Вдруг слышу – дверь открылась. После слышу государев голос, и он что-то выговаривает, очень грозно, но негромко. А второй голос только покашливает. Но я его сразу узнал, это царевич был. И вот подошли они прямо ко мне, к столу, встали. Вот здесь – царь, вот здесь – царевич. И, слышу, царь уже погромче говорит, что, может, надо бы велеть, чтобы принесли им сюда перекусу, а то он проголодался. А царевич ему в ответ злобно: не надо! И царь уже тоже со злом сказал: как это не надо, не учи меня! И посохом об пол бабах! А дальше ещё злее: что ты за привычку взял везде лезть вперёд?! Ничего ты ещё не понимаешь, не одолеть нам сейчас ляхов, надо с ними мириться, я к ним и послов уже послал… А царевич, тоже очень зло, в ответ: не стану я с ними мириться. Не хочешь, я тогда один на Псков пойду, ляхов побью, и псковитяне мне тогда… А царь ему: ах, так! А вот тебе! Бац ему посохом! Бац…
– Врёшь! – крикнул Зюзин. – Брешешь, пёс! Наш царь зверь, что ли, чтобы на царевича кидаться? Да ещё с посохом?!
– Так… – начал было карла.
Но Зюзин уже продолжал, очень громко:
– Опять брешешь! Царь не зверь! Да и не сказал бы он такого! Царь и не думал с ляхами мириться! Мы же тогда утром Сёмку Ададурова гонцом в Псков собирали, и что царь ему наказывал? Сёмка, скажи моим рабам, что я, царь-государь, их не забыл, а собираю войско, и с тем войском к ним приду! А вот царевич, тот, наоборот, шипел: нельзя ляхов дразнить, надо с ними замиряться, надо им Ливонию отдать, и Полоцк, и Нарву, и…
Тут Зюзин вдруг замолчал и осмотрел всех, кто там был, а после снова повернулся к карле и, хитро прищурившись, сказал:
– Так, говоришь, ты под столиком сидел? Под скатёркой? И слушал? Ну так опять туда залезь. А мы на это посмотрим.
Карла повернулся к столику, приподнял угол скатерти, полез… И застрял. Чертыхнулся, ещё раз полез… И отступил, злобно выкрикнув:
– Туда нельзя! Там доски!
И в самом деле, теперь, когда скатерть была задрана, открылось, что под столиком набиты две широкие доски – крест-накрест.
– Их там раньше не было! – добавил карла. – Я сколько раз туда лазил!
– Как это не было? – сердито спросил Зюзин. – А это что?!
– Это их кто-то прибил! Тогда их не было!
Доски и в самом деле были новенькие, жёлтые. Но Зюзин всё равно сказал:
– Брехня это. И все твои слова – брехня. Никто здесь ничего не прибивал.
– Нет, не брехня! – крикнул карла. – Вот хоть у Спирьки спроси! Спирька здесь лет двадцать служит, он здесь каждую занозу знает!
