– Ага! Вот даже как. Так это ты царевича убил? А посох сюда спрятал! Ты?! – и вдруг перекосился весь! И сунул светец в Трофима!
Трофим отшатнулся, воскликнул:
– Да ты что?! Да я тогда в Москве был! Ты же за мной сам туда ездил!
– Ну и ездил, – сказал Клим, опять подступая к Трофиму. – И что?! Знаем, знаем мы таких! Убил! А после сразу на коня – и погоняй в Москву! А мы тут бегай, ищи! – И спросил: – Это тебя Нагие надоумили?
– Ты что несёшь?! – вскрикнул Трофим.
– Несу то, что на тебя показано! – ответил Клим. – Знаем, знаем, это ты с Марьяном сговорился! Максим всё нам рассказал, Савва на дыбе повторил: ты и Марьян убили!..
Вдруг где-то в переходе закричали! По лестницам забегали! Клим утёр лоб кулаком, злобно сказал:
– Ну, брат, теперь тебе только на Бога надежда! Пойдём!
И поднял светец ещё выше и первым шагнул из чулана в покойную. Трофим выступил за ним. Спросил:
– А посох где?
– Где, где! – злобно ответил Клим. – У царя в палате, где ещё!
– А Максим говорил…
Клим остановился, обернулся и сказал:
– Дурень твой Максим! Дубина! – Передразнил Максима: «Царев посох! Царев посох! Руки отрубить!» – И уже своим, обычным голосом, продолжил: – Железяка это, вот что. Позолоченная и с каменьями, а всё равно железяка. Дурень её за дверь унёс. А мы забрали. В тот же день. Кровь утёрли и к царю снесли. Сейчас сам увидишь. Пойдём!
И Трофим пошёл следом за Климом. Клим нёс перед собой светец. Они вышли из покойной, рынды перед ними расступились. Саввы нигде видно не было. Пёс смердячий, подумал Трофим. Но тут Клим толкнул его в плечо, и Трофим опять пошёл за Климом. Клим сказал, они идут к царю. И, наполовину обернувшись, спросил, не забыл ли Трофим то, что ему Зюзин наказывал. Трофим ответил, что нет, что всё помнит. Они шли дальше. Им навстречу тоже шли, кто со светом, кто без света, со двора был слышен колокольный звон. Клим сказал, что дело плохо, Трофим промолчал. Клим спросил, кто, как сказал Зюзин, убивал царевича. Трофим ответил, что Марьян. А кто подучил? – спросил Клим. Нагие, нетвёрдо ответил Трофим. А кто кочергу украл? Нагие. Зачем? Чтобы царевича убить, а после спрятать. И так и убили? Убили. Вот и славно, сказал Клим. Трофим молчал. Вдруг Клим остановился и спросил:
– Что, думаешь, какая ты свинья?
– Да, думаю, – ответил нехотя Трофим.
– Ну и дурень, – сказал Клим и пошёл дальше. – Думай, пока ещё не поздно. А завтра домой приедешь, думать будет уже некогда! – и засмеялся.
Трофим промолчал.
И тут они подошли к рундуку. Этот рундук был позолоченный, на нём горело много плошек, свет от них так и слепил, за ним плотно стояли стрельцы, все в белых шубных кафтанах, а с ними Амвросий, зюзинский начальный человек.
– Привели? – спросил Амвросий, глядя на Трофима.
– Как было велено, – ответил Клим.
– Проходи, – велел Амвросий.
Трофим прошёл через рундук, а Клим остался сзади. Амвросий взял Трофима за локоть и повёл. Амвросий держал очень крепко, казалось, вот-вот руку оторвёт. Трофим гадал, что будет дальше. Но тут Амвросий вдруг сказал:
– Сейчас я тебя к царю сведу. Царь у нас строгий, но ты не робей. Ты только не путайся. Убил кто?
– Марьян.
– Верно. Подбил кто?
– Нагие.
– Наколдовала кто?
– Матрёна.
– А ты сам кто?
Трофим молчал.
– А сам ты – червь, – сказал Амвросий. – Запомнил?
Трофим кивнул, что запомнил.
– Вот и славно. Перепутаешь – на колесо пойдёшь. Это значит, что тебе сперва отрубят правую руку по локоть, потом левую ногу по колено, потом… Ну и так далее, – закончил он, потому что они уже пришли. Возле двери стояло восемь рынд в златотканых кафтанах, в золочёных шапках, с позолоченными бердышами. Амвросий махнул рукой – и рынды расступились. Амвросий и Трофим вошли в золочёную дверь…
Но царя там не было. Там были просторные сени, все, конечно, в золоте, и лавки были золочёные, на них, справа и слева, сидели царевы ближние люди, а дальше, прямо, была ещё одна дверь – золотая, в самоцветах – и возле неё опять стояли рынды. А перед ними – Зюзин. Трофим сжал зубы и подумал, что это Максим-скотина заманил, Савва поддакивал, а теперь что, теперь только одно – валить всё на Марьяна. Марьяну что – с него уже ничего не возьмёшь…
Зюзин поднял руку, поманил. Трофим пошёл к нему. Ноги подгибались, голова кружилась, во рту было сухо. Когда подошёл, остановился и снял шапку. Лоб был мокрый, весь в поту.
– Э, – сказал с усмешкой Зюзин. – Не робей, не выдам. – И вдруг велел: – Перекрестись.
Трофим перекрестился. Рука дрожала. Думал: это перед смертью. Зюзин взял Трофима за плечо и потащил к двери. Рынды перед ними расступились. Зюзин толкнул Трофима в дверь. Дверь распахнулась. Зюзин и Трофим вошли. Дверь затворилась.
41
Трофим, не поднимая головы, переступил через порог, Зюзин толкнул его взашей – Трофим упал на колени и ещё ниже склонил голову. Шапку он держал в левой руке, правой надо было бы перекреститься, но он не посмел махать рукой – и не крестился. Было тихо. Только слышалось, как кто-то громко дышит. Да колокола откуда-то издалека, с Митрополичьей звонницы, наверное, позванивали. Трофим скосил глаза. Рядом стояли зюзинские сапоги. Трофим осторожно поднял голову и посмотрел на Зюзина. Зюзин строго сдвинул бровь. Трофим застыл. Там, куда они зашли, было натоплено до жару, дышать тяжко, но зато и свету было много, свечей не жалели. И ладан курился. Трофим понюхал – славный ладан, – осмелел и снова поднял голову. Слева и справа от него, на лавках, сидели бояре, все длиннобородые, в высоких шапках. Вот только кто там сидел, Трофим не разобрал, не стал рассматривать…
Перед ним, шагах в пяти, на возвышении, на царском месте, сидел царь Иван Васильевич. Он был в царской шапке, с царским посохом и в царской шубе. И это он так тяжело дышал. Рот у него был приоткрыт, глаза прищурены, скулы торчали. Царь крепко хвор, подумалось. А посох чист, без крови. Твари поганые, Максим и Савва, набрехали, а ты и поверил. Вот он, царев посох, чист, да кто бы это посохом царевича убил? Это же надо было накривить такого, нехристи!
Вдруг из-за спины царя вышел, как тень, Софрон – тот древний старик, колдун, царев постельничий – и сверху вниз посмотрел на Трофима. Трофим вконец оробел. Софрон стоял подле трона, держал руку на царской руке, на левой.
А в правой царь держал посох. Посох был очень богатый, золочёный и весь в самоцветах, в его навершии горел красный рубин с куриное яйцо, осно же было гладкое и острое, сверкало. Осном царь и убил царевича, да и что такое осном голову пробить, если оно, как копьё? Один раз ударил – и готово. Быка можно осном убить, а человека – тьфу.
