– Но я не могу принять участие в турнире! Я родился в семье торговца, а не барона! – с жаром воскликнул Ригор и с победным видом воззрился на виконтессу.
Та махнула рукой.
– Какая теперь разница. Доблестные рыцари погибли от рук сарацинов. А те, которые вернулись, страдают от ран и болезней. Новое же поколение ещё не выросло… Я поручусь, что ты – мой вассал. Этого будет достаточно. Мы не во Франции, где на турнир следует представлять генеалогическую грамоту, заверенную подписями трёх уважаемых сеньоров. В Бургундии всё гораздо проще.
В этот момент Ригор пожалел, что он – в Монбельяре, а не в каком-нибудь французском городе.
Матильда, не медля, отправила в графу де Бельфор письмо с согласием и обязательный турнирный взнос двести безансонских денье.
Глава 8
На следующий день де Лер и Ригор, оставившие надежды переубедить виконтессу в её авантюрном замысле, приступили к тренировкам.
Целый день Ригор учился держаться в седле настоящего боевого коня. Почти сразу же он понял: занятие непростое, это тебе не на смирном муле путешествовать.
Через неделю он вполне сносно освоил эту науку и удостоился скупой похвалы де Лера.
– Теперь займёмся специальными подготовительными упражнениями, – объявил де Лер, – а именно, квинтином
[23], а позже – скачками за кольцом.
Ригор сглотнул потому, как примерно представлял себе, что такое квинтин. Помощник де Лера, Карл, вручил ему облегчённое копьё и ещё раз для верности объяснил, что делать.
– Вы, сударь, должны на полном скаку поразить чучело-квинтин (как правило, изображавшего сарацина) копьём прямо в щит. Если вы промахнётесь, что чучело огреет вас мешком и выбьет из седла.
Ригор выслушал последние наставления Карла, крепко обхватил копьё, зажав его под правой рукой, и бросился на квинтин, словно это был барон де Эпиналь. Разумеется, он промахнулся, и противовес выбил неудачника из седла. Этому занятию Ригор посвятил весь остаток весны.
Летом же он освоил скачки за кольцом, когда всадник, вооружённый копьём, должен подцепить своим оружием высоко подвешенные на шнурах кольца. С этой задачей новоявленный рыцарь блестяще справился.
Матильда всё это время внимательно наблюдала за ходом тренировок, пытаясь давать советы де Леру. Тот вежливо внимал виконтессе и, затем делал то, что считал нужным. Но в целом она была довольна успехами своего подопечного.
Наконец настал самый ответственный и тяжёлый момент: Ригор должен был научиться сражаться мечом.
Де Лер не сомневался, что трубадур никогда не освоит и пары боевых приёмов. Но вскоре, к своему вящему удивлению, он признал: новоявленный рыцарь делает ошеломляющие успехи. Но, увы, они были недостаточны, дабы победить на турнире противников, стяжавших боевую славу в Палестине.
* * *
Наконец в конце августа, по настоянию виконтессы де Монбельяр, Ригор облачился в доспехи и красное сюрко с изображением Дракона. Матильда видела своего подопечного не иначе как в этой ипостаси и была абсолютно уверена, что в Бельфоре он останется неузнанным. Его снаряжение дополнял шлем, украшенный плюмажем в тон боевому одеянию (в противовес арабской куфии, вошедшей в моду в Бургундии после Крестового похода).
Матильда издала возглас восхищения и с обожанием воззрилась на своего рыцаря. Она ещё раз придирчиво осмотрела Ригора со всех сторон и изрекла:
– Мой герольд представит тебя как неустрашимого рыцаря Красный Дракон!
Де Лер покрылся холодной испариной, подумав, что можно было бы придумать и что-нибудь попроще, дабы не привлекать к Ригору на турнире повышенного внимания.
Конечно, Жан отдавал должное упорству трубадура, тот за пять месяцев интенсивных занятий достиг многого. По крайней мере он отлично держался в седле, выражался подобно благородному рыцарю, умел быть обходительным с дамами и почтительным с сеньорами и выглядел в новых доспехах (переделанных, кстати, из парадных доспехов Генриха де Монбельяра), дополненных неуёмной фантазией Матильды, просто ослепительно.
В довершение сей картины Матильда приказала привести из конюшни лучшего коня под седлом с высокой лукой, накрытого красно-белой попоной. Ригор при помощи оруженосца Карла, племянника де Лера, сел в седло…
В какой-то момент де Лер невольно отметил, что новоявленный Красный Дракон заметно возмужал и стал чувствовать себя увереннее. Но Красный Дракон отнюдь не забывал: ему предстоит встретиться с настоящими воинами, закалёнными в боях, и юношами, выросшими в благородных семьях, где их подготовкой занимались с самого детства.
Ригор пытался настроиться на победу. Он научился владеть мечом и булавой, но вот копейного поединка боялся больше всего.
Наступил сентябрь. Виконтесса в сопровождении Ригора, Красного Дракона, супружеской четы де Лер и свиты отправилась в Бельфор.
… Они приблизились к шатрам, установленным около ристалища в пол-лье от замка. Матильда обратила внимание на то, что перед многими из них виднелись штандарты с вдовьими гербами, ибо почти каждый второй бургундский род потерял в Крестовом походе мужчин.
Матильда заметила штандарт с изображением единорога, который принадлежал семейству де Монтера. Она вспомнила, как граф де Монтера и его супруга присутствовали на её помолвке.
Виконтесса намеренно выглянула из кареты, дабы лучше разглядеть шатёр с единорогом. Она заметила ещё молодого статного черноволосого мужчину, который резко распекал слуг. Из шатра вышла женщина в богатом тёмно-синем одеянии и направилась к мужчине. Матильда вздохнула: несомненно, это был молодой граф де Монтера и его жена. Она подумала, что вряд ли возможно по нынешним временам встретить неженатого благородного рыцаря.
Карета виконтессы неспешно двигалась, петляя среди шатров, дабы найти свободное место. Она внимательно вглядывалась в штандарты, пытаясь отыскать герб Мюлузов. По правде говоря, Матильде вовсе не хотелось сталкиваться с Беатриссой де Мюлуз, даже несмотря на то, что благодаря графине она фактически обрела трубадура-рыцаря, скрасившего её однообразную жизнь.
Наконец де Лер увидел подходящее место для лагеря. Слуги установили три шатра: первый для виконтессы и Флоранс, второй – для Жана де Лера, Ригора – Красного Дракона, его оруженосца Карла и третий – для многочисленной прислуги.
Вечером после сытного ужина де Лер с тоской размышлял, что Крестовый поход не оправдал надежд, которые на него возлагало франко-бургундское духовенство и рыцарство. Невольно ему приходила мысль, что Всевышнему этот кровопролитный поход был вовсе неугоден, ибо понтифик Урбан II (призывавший к вторжению на Святую землю) умер в самый разгар боевых действий.
Многие знатные семьи, оставшись без главы, разорились. Воспользовавшись этой ситуацией, некоторые бароны выгодно скупали земли. Кто-то беднел, а кто-то наживался. И снова раздавались голоса в пользу очередного Крестового похода, направленного на расширение христианских владений в Палестине и Сирии.
