В то время как Ригор проделывал путь от Мюлуза до Милана, сиятельная госпожа, сражённая стихотворными талантами торговца (а она ознакомилась с его пылкими произведениями, принесёнными в дар), ловила себя на мысли, что сожалеет о незнатном происхождении Ригора Жюифа. В противном случае ей было бы проще приблизить молодого человека ко двору. Для начала она могла бы сделать его пажом… А, может быть, и трубадуром…
Но фантазии Беатриссы внезапно прервались. Она услышала шум, доносившийся из внутреннего двора. Несомненно, это вернулся пасынок с очередной увеселительной прогулки в окружении своих многочисленных друзей и слуг. Графиня же вот уже несколько раз отказывалась сопровождать его. Анри всё более казался ей грубым, неотёсанным мужланом. Она с ужасом содрогалась каждый раз, он бесцеремонно вламывался в её покои.
Пасынок же растолковал поведение мачехи по-своему: капризы женщины. Да это и понятно – граф де Мюлуз уделяет внимание только лекарям да притираниям. Беатрисса же стареет… Ничто её не радует…
Массивная дверь, ведущая в покои графини, резко отворилась – вошёл виконт. Графиня невольно сжалась и почувствовала холод в груди.
– Добрый вечер, ваше сиятельство, – произнёс пасынок и без приглашения опустился в кресло, стоявшее рядом с камином. – Как провели сегодняшний день?
Графиня усилием воли взяла себя в руки.
– Как обычно, сын мой… – холодно ответствовала она.
Тон возлюбленной мачехи не понравился Анри, и он тотчас пошёл в наступление. Он недовольно зыркнул на двух камеристок, находившихся в покоях, те тотчас же поторопились удалиться, предчувствуя неприятный разговор между графиней и виконтом.
– Куда вы собрались? – гневно прикрикнула Беатрисса на камеристок. – Разве я отпускала вас?
Молодые камеристки смутились.
– Ах, ваше сиятельство, – пролепетала одна из них, – мы думали, что господин виконт желает остаться с вами наедине.
– Возможно! – вызывающе бросила графиня и дерзко воззрилась на пасынка. – Но желаю ли я этого?
Анри не в силах более сдерживаться и терпеть женские капризы не выдержал, дав волю гневу и раздражению. Ведь почти две недели не посещал спальню мачехи, довольствуясь ласками одной из камеристок.
– Ваше сиятельство! Что означают эти слова? Вы не желаете меня видеть? И это после всего… – виконт осёкся, не закончив фразу. Хотя все в замке, кроме самого графа, знали об их любовной связи, в том числе и присутствующие камеристки. – Я устал от ваших бесконечных капризов, упрёков и недомолвок! – в бешенстве возопил Анри. – Хоть вы и жена моего отца, но это не даёт вам право говорить со мной в подобном тоне!
Графиня поняла: скандала не избежать. Побледневшие камеристки забились в угол, не зная, что им делать.
– Подите прочь! – бросила она девушкам. И те буквально рванулись к двери, не желая становиться свидетелями неприятных объяснений между любовниками.
– Между нами всё кончено, сударь! – ледяным тоном произнесла Беатрисса. – Я не желаю, чтобы вы посещали мою спальню, когда вам заблагорассудится.
В глазах пасынка блеснула ненависть.
– Это почему же? Вы нашли мне замену? Надеюсь достойную?.. – прошипел он, словно змей, наступая на графиню.
Та спокойно сидела в кресле, высоко подняв подбородок.
– Не забывайтесь, Анри! Вы – мой пасынок! Я – хозяйка в замке и графиня, вы – лишь виконт. Замковая стража выполняет мои приказы! И приказы графа! – с деланым спокойствием произнесла она и воззрилась на виконта.
Слова мачехи возымели на него действие, подобно холодному ушату с водой. Он замер на месте.
– Вы хотите сказать, что прикажите страже выставить меня из замка? На каком основании? Что вы скажете графу? – спросил Анри, стараясь держать себя в руках.
– Я найду основания и оправдания своему поведению, не сомневайтесь, сын мой.
Анри побагровел от гнева. «И она ещё называет меня сыном! Ведь мы почти ровесники…»
Графиня продолжала смотреть на виконта, вложив в свой взгляд всю холодность и презрение, на которые была только способна.
– Не смею задерживать вас, сын мой! – произнесла графиня и скрестила руки на груди. – И впредь не смейте являться ко мне без доклада.
Красная пелена застелила глаза Анри. Он резко развернулся и поспешил оставить, увы, не гостеприимные покои мачехи.
Остаток дня он провёл, пьянствуя с друзьями. К полуночи виконт напился до беспамятства и, едва держась на ногах, направился к покоям графини. Но та, зная скандальный нрав своего пасынка, поставила у дверей стражу.
Анри тщетно попытался преодолеть сопротивление двух дюжих молодцов, облачённых в кольчугу и сюрко фамильных цветов, вооружённых мечами. Те быстро скрутили распоясавшегося нарушителя спокойствия и препроводили в стражницкую, где тот рухнул на пол и проспал до утра.
На следующее утро графиня получила послание от Ригора. Он писал, что благополучно прибыл из Милана, привёз всё, что заказывала госпожа, и нижайше просит принять его. А также имеет дерзость передать её сиятельству свиток со стихами.
* * *
Ригор, следуя за управителем, в сопровождении слуг, несших за ним сундук, вошёл в залу. Почти сразу же появилась графиня в сопровождении камеристок.
Молодой торговец изящно, по-милански, поклонился. Беатрисса ответствовала кивком головы и улыбкой. Ригор обратил внимание на одеяние графини, ибо верхнее платье было пошито из терракотового бархата, который его покойный отец привёз из Милана в прошлом году; а нижнее – из тончайшей бежевой шерсти, расшитой золотой нитью. Голову Беатриссы венчал недавно вошедший в моду убор, по форме напоминающий седло, который украшали валики в тон верхнего платья.
Словом, графиня была на редкость хороша, невольно Ригор ощутил слабость в ногах и волнение.
Пока Ригор и слуги раскладывали на столе рулоны тканей, разворачивали их, графиня с интересом изучала Ригора. Тот, почувствовав пристальное внимание столь знатной госпожи, смутился.
– Я получила твои стихи, Ригор… – едва слышно произнесла графиня.
Молодой торговец, разворачивая очередной рулон ткани, замер.
– Ваше сиятельство, я лелеял надежду, что вы соблаговолите прочесть их, – шёпотом ответствовал он.
– И я их прочитала… Надо сказать, что слог твой безупречен, – с видом поэтического знатока констатировала Беатрисса. – Из тебя бы получился отменный трубадур.
Ригор слегка поклонился.
– Благодарю вас, ваше сиятельство. Если бы я мог услаждать ваш слух музыкой и стихами, то был самым счастливым человеком на свете.
Графиня мельком, для приличия, взглянула на ткани, разложенные на столе.
– Очень мило… Ты умеешь играть на лютне? – как бы невзначай поинтересовалась она.
– Да, госпожа… Из мелодии и стихов получается альба или кансона
[4], песнь любви.
