Екатерина Алексеевна недоуменно пожала плечами, милостиво кивнув невесть что городящему графу, и удалилась, не поверив ни единому слову. Все знали роль и влияние Лестока. Она вспомнила эти его слова только после ареста графа.
О его мужестве в великосветских салонах потом еще долго шептались. Говорить о таких вещах было дурным тоном, да и опасно. В этом случае мода подчинялась здравому смыслу. Лесток на протяжении нескольких дней отказывался от всякой пищи и отказался ответить на все вопросы. По приказу Елизаветы его пытали, но он, стиснув зубы, вытерпел все. Жена убеждала его признаться, обещая помилование. Но он, показав свои изуродованные руки, сказал:
– У меня с императрицей ничего нет общего. Она отдала меня палачу…
После этого звезда Шувалова начала быстро всходить.
Используя поначалу лишь фавор жены, он делал состояние. Позднее к поддержке Мавры Егоровны присоединилось и благоволение Елизаветы к двоюродному брату Петра Ивановича Ивану Ивановичу Шувалову, не графу.
А ведь был и еще Шувалов – старший брат Петра – Александр, один из активнейших участников переворота, подарившего Елизавете престол; долгие годы возглавлявший политичский сыск. Именно во многом благодаря брату, не особенно принимавшему участие в политически-куртуазных комбинациях, а просто находившемуся в должности наиглавнейшего столпа режима, Петр, стоявший на запятках кареты будущей императрицы, когда та ехала свергать Анну Леопольдовну, получает вместе с Александром чин подпоручика Лейб-кампании. Той кампании, что создала новую владычицу России, в которой Елизавета состоит капитаном, а Алексей Разумовский – поручиком.
Кстати, о поручике. Если поискать, то у каждого – или почти у каждого – найдутся заслуги перед историей. Так и Разумовский. Своим положением особо не злоупотреблял. Что само по себе уже немаловажно. Покровительствовал традиционной религии, цементирующей государство, которая находилась в некотором порушении после долгих лет владычества Бирона, отличавшегося добродушием ко всем верам, за исключением православия. И наконец, Алексей Разумовский всегда поддерживал великого канцлера, Бестужева-Рюмина.
Разное говорят про канцлера. Что был корыстолюбив – по-видимому. Что ради этой слабости торговал государственными интересами. Но ведь понятие сие предполагает не только взятие мзды, но и деяние, противное интересам государства. Канцлер же совершал лишь первое, свято придерживаясь во втором лишь собственного усмотрения. И все признают – и редкие друзья, и гораздо более многочисленные недоброжелатели – что заменить его, по сути, было некем. Это доказало его падение и замена Бестужева Михаилом Воронцовым, начинавшим рядом с Петром Шуваловым – с запяток елизаветинской кареты.
Братья графы Шуваловы – Петр и Александр – также оставили следы. Александр понятно какой: во все времена у человека, заведующего контролем за мыслями, словами и деяниями своих соплеменников и сограждан, он приблизительно одинаков. Разница – в эпохе и темпераменте. Нет, речь о Петре. Фаворит императрицы и муж ее интимной подруги, он начинает пробовать себя поначалу во внутренних сферах государева управления. В частности, уничтожил внутренние таможенные границы – «дела давно минувших дней, преданье старины глубокой», как-то уцелевшие со времен удельных княжеств. Потом занялся артиллерией – и изобрел шуваловскую гаубицу, действовавшую на полях Семилетней войны. Но ведь и казнокрадствовал! И тут даже не скажешь: как все, так, мол, и он. Нет, он совершал сие гораздо лучше других. Да что других – почти лучше всех! Недаром Петр Иванович Шувалов считался некоторое время одним из богатейших людей России. Начинали же братья, тогда еще, естественно, не графы, скромными костромскими помещиками.
Основной заслугой братьев, однако, признаем не облегчение для торговых людей, проистекавшее из беспрепятственного передвижения их в пределах государства российского (сие к Петру Шувалову). И не сдерживание сил, норовящих устои оного государства злонамеренно подмыть и подкопать (брат его Александр): нет, к основной заслуге их отнесем выдвижение ими на арену истории или, пользуясь более приземленным языком: к подножию трона своего родственника, тоже Шувалова и тоже Ивановича, но Ивана. Итак, Иван Иванович Шувалов, по прозванию «камер-юнкер», что соответствовало занимаемой им должности. Последний фаворит Елизаветы…
Шуваловы всегда стремились к власти. Именно поэтому Петр Иванович женится на Мавре Егоровне Шепелевой, все время находящейся близ – уж ближе некуда! – императрицы. Мимолетный фавор все того же Петра Шувалова не приблизил семейство к столь желанному. Ибо сей фаворит был лишь одним из ряда. И тогда семейный совет решил вывести пред светлые очи государыни молодого Ивана.
– Это кто? – заинтересованно спросила Елизавета Петровна, гостя в последний год первой половины столетия у князя Николая Федоровича Голицына в его Знаменском.
– Иван Иванов сын Шувалов! – бойко представила родственника Марфа Егоровна. – Двоюродный брат моего Петра. Сын достойных родителей, юноша пристойного воспитания – мечтает служить вашему величеству.
– Мне все мечтают служить, – спокойно констатировала императрица. – Ибо долг подданных служить своему монарху.
– Вот-вот, ваше величество, – истово и невпопад подтвердила Шувалова. – Так и говорит: за государыню, говорит, жизнь отдам.
Иван скромно потупился, но все видел.
– Это хорошо, – теперь императрица посмотрела на юношу с легким сожалением, и он покраснел под таким странным для подобного разговора взглядом. – Хорошо, что готов. Да ведь мне нужны живые подданные, а не мертвые!
Молодой Шувалов смело вскинул глаза.
– Ваше императорское величество, покорный раб ваш готов служить так, как сие будет угодно его венценосной госпоже!
– Угодно! – твердо произнесла Елизавета. Произнесла так же основательно, как припечатывающе-царское – «быть по сему».
Иван поклонился, Мавра Егоровна радостно улыбнулась и незаметно перекрестилась. Елизавета тоже улыбнулась, но – иначе.
В Знаменском она находилась недолго – императрица совершала паломничество из Москвы в монастырь Святого Саввы и не намеревалась его откладывать. Она двинулась далее, оставив всю свиту в имении князя, двинулась с одним новым пажом – Иваном Шуваловым.
Скоро он был назначен камер-юнкером и все оставшиеся годы продолжал оставаться лишь в этом чине, упорно отказываясь от всех иных. Равно как и от титулов. Елизавета предложила ему графа – как у родственников – но он отказался, так и оставшись Иваном Ивановичем, не-графом, зато единственным.
Графская же ветвь Шуваловых также не прогадала. С этих пор все державные бури их обходили, если же и доносился легкий рокот – в основном из-за любви Петра к лихоимству казенному – то его гасил новый фаворит.
Но, конечно, не тем славен Иван Иванович, что укрепил положение у трона своего рода. А тем, что был он человеком, тянущимся к наукам – Екатерина II всегда видела его с книгой в руке – и к людям, ими занимающимся. А для того времени внимание подобной персоны к делам ученым вещь весьма чувствительная.
