По пути к устью Мекноба обнаружили небольшое турецкое судно, составлявшее речной разъезд, которое тут же устремилось к лагерю, после чего у противника началась суматошная тревога.
Егеря же высадившись под какофонию тревожных криков, не задерживаясь, бросились к батарее и овладели ею в штыковой, в спешке почти не заметив даже, что батарея пытается сопротивляться и в силу этого предприняла по наступающим несколько выстрелов.
На помощь батарее Нидели-Анту-Раим-паша выслал пехоту, но она припозднилась – когда янычары подходили к высоте, на которой стояли орудия, там уже хозяйничали русские егеря, быстро объяснившие – всего лишь несколькими выстрелами – наступающим истинное положение дел. После чего янычары начали поспешно отступать к лагерю, а егеря, развернув пушки, ударили и по основным силам турок, заставив их очистить лагерь и отступить к Тульче. Дорога к крепости была свободна.
Основные силы под командованием Вейсмана и Озерова также приближались к устью реки. Здесь пехота высадилась на берег и занялась перетаскиванием своих пушек на только что отбитую у неприятеля высоту. Корабли же тем временем перевозили по приказу Вейсмана кавалерию и лошадей с острова на берег.
Когда весь отряд был в сборе, Вейсман приказал разделиться пехоте на две колонны и построиться в две шеренги, назначив каждой колонне особый резерв. Одну колонну возглавлял Озеров, имея в резерве секунд-майора Травина, вторую – полковник Кличко с резервом из гренадер подполковника Блюхера, следовавшего несколько левее колонны. Батальон егерей шел впереди колонн посредине. Артиллерию поделили между колоннами и поставили в середину.
Более тысячи конников попытались опрокинуть егерей и колонну Озерова, но были спихнуты орудийными выстрелами в лощину, откуда противник намеревался ударить Озерову в правый фланг, но был оттеснен Травиным из лощины – вон.
Колонны двигались к крепости, откуда по мере приближения русских все более усиливался орудийный и ружейный огонь и все более и более знамен развевалось на ее стенах.
Солдаты и офицеры Вейсмана, да и он сам тоже, приготовились уже было к жестокому бою, когда противник, находящийся в обороне, цепляется за каждый клочок земли, каждый камень и каждую щель, как вдруг огонь утих, а знамена и войска пропали со стен. Как-то разом вдруг. Оказалось, что турки, во главе с комендантом, напуганные прошлыми приходами Вейсмана, решили еще раз не искушать судьбу и поспешно отходят закрытой лощиной к Бабадагу. Лишь их конница делала слабые попытки задержать русских, но и она скоро отступила напуганная недвусмысленными маневрами гусар и казаков.
Еще миновал лишь полдень, когда Вейсман расположил уже свою пехоту в замке и укреплениях крепости и выслал гусар и казаков Энгельгардта преследовать отступающего со всем поспешением противника. Русская кавалерия настигла турок, когда те поднимались на гору, и сумела отбить две пушки, взяв в плен около десятка неприятельских солдат и в несколько раз больше порубив на месте.
Вейсман решил не почивать на лаврах по случаю того, что гарнизон Джафир-паши проиграл – ведь комендант имел всего лишь 2500 человек – для генерала, прозванного «русским Ахиллом», этого было слишком мало, и он решил идти к Бабадагу, дабы атаковать самого великого визиря, располагавшегося там 20-тысячным отрядом.
Однако это обстоятельство – руководство армией Блистательной Порты столь высокопоставленного вельможи, второго человека в Империи после султана – ничуть не вдохновило его подчиненных. Как выяснилось немного позднее.
Пока же, дав своим солдатам три часа отдыха, Вейсман занялся хлопотным делом обустройства крепости. По его приказу были разрыты все укрепления, выжжен город и частично разрушен замок. В это же время все городские запасы, 36 пушек и 80 бочек пороха были переправлены на суда его флотилии. После чего отряд ночью двинулся к Бабадагу.
Вейсман торопился пройти семиверстное дефиле, начинавшееся недалеко от Тульчи, в котором его корпус легко можно было запереть. Но этого не произошло – неприятель не ожидал подобной дерзости. Дефиле уже было пройдено, когда навстречу русским попался небольшой – сабель в 300 – отряд неприятельской конницы, тут же прогнанной гусарами.
Турки ударились в панику при первом же известии о наступающих русских. Османские солдаты решили, что на них наступают главные силы армии Румянцева – после Ларги и Кагула им теперь везде мерещились главные силы и лично фельдмаршал – и не желая искушать судьбу, проверяя эту гипотезу, они бросились в стремительное бегство. Великому визирю удалось удержать в лагере лишь около восьми тысяч солдат, но этого оказалось явно недостаточно.
Вейсман не знал этого – захваченные только что в плен аги утверждали, что у визиря сейчас 40 тысяч. Начиная движение к Бабадагу, Вейсман ожидал гораздо более высоких цифр, поэтому он лишь убыстрил движение. После дела он доносил Румянцеву 31 октября: «Решившись уже на сие важное предприятие, не помышлял я о сравнении числа войск наших с числом неприятеля, но уповал на храбрость солдат и ревность моих подчиненных офицеров. А дабы не дать медленностию времени визирю или встретить себя, или обозреть мои силы, поспешал я с крайнею возможностию. Должен признаться я Вашему Сиятельству, что лестно было мне видеть древность идущего со мной войска, соответствующую прямо вашим высоким намерениям; ибо я видел, что всякий шел с тем, чтобы или остаться там на месте, или победить. А сие самое уже и предвещало мне победу, замечая, что не число, а твердость духа и добрая воля торжествует».
После дефиле турки могли еще в одном месте полностью погасить наступательный порыв русских – на мосту по дороге к Бабадагу, но турки не позаботились и о его защите, так что и это возможное препятствие было преодолено.
Когда до города оставалось еще верст семь, казаки, шедшие впереди, наткнулись на конную группу порядка тысячи человек, направленную из Бабадага на рекогносцировку. Турки отступили, ожидая подкрепления, после получения которого навалились на казаков. Вейсман выслал вперед тогда и гусар – и неприятель отступил.
Версты через три открылся и лагерь великого визиря, откуда тот срочно выслал до двух тысяч конницы с целью воспрепятствовать приближению русских. Конницу прогнали несколькими залпами. Заподозрив неладное – слишком легко противник поддавался на усилия его каре – и увидев горящие деревянные шалаши в лагере, Вейсман понял, что визирь не собирается принимать боя, и приказал убыстрить движение, дабы не упустить неприятеля.
При самом подходе к лагерю турки открыли по наступающим русским колоннам сильную артиллерийскую пальбу – у визиря было в совокупности около 100 орудий. В ответ на это Вейсман выставил перед колоннами поделенные на две батареи свои полевые орудия, затеявшие оживленную дуэль с турками. Настолько оживленную, что скоро турецкие орудия были принуждены замолчать, и почти сразу же началось повальное отступление из лагеря.
Пехота Вейсмана заняла батареи, а половину кавалерии он бросил в преследование и наблюдение за отступающими.
Одновременно с этим он направил полковника Кличко занять Бабадаг, сам же с основными силами остался у плотины, недалеко от города. Полковник нашел в городе множество магазинов, пушек, утвари, ценных вещей и палаток. Взорвав и заклепав 8 больших пушек, Кличко забрал все что мог. Что не мог – оставил в городе, предварительно окружив Бабадаг пикетами. После чего город загорелся. И сгорел дотла, Кличко же уже в четыре часа дня присоединился к Вейсману.
