Пётр Кропоткин во время своей сибирской экспедиции в 1865 году писал в письме брату: «Вот так гольцы довелось посмотреть!.. На них для меня ясны следы ледников. Большие плоскости, совершенно гладкие, и борозды – некоторые указания на бывшие здесь когда-то ледники. Материалов для обоснования ледниковой гипотезы накопляется много – преимущественно геологических».
Дальнейшие исследования Кропоткина едва не пошли в другом направлении. Он составил проект экспедиции для исследования северных морей. Обобщил сведения о морских течениях, ледяных заторах и выносимых льдами камнях. Предположил существование острова северо-восточнее Шпицбергена и северо-западнее Новой Земли.
Министерство финансов не ассигновало необходимых для экспедиции 30–40 тысяч рублей. (Через два года научное предсказание Кропоткина оправдалось: австрийская экспедиция открыла остров, назвав его Землей Франца-Иосифа.)
Кропоткину предложили командировку в Финляндию и Швецию летом 1871 года. Там у него сформировалась теория ледникового периода на основе конкретных наблюдений. Первый том его работы о ледниковом периоде вышел в 1876 году; второй, задержанный жандармерией, лишь в 1895 году.
К тому времени в Шотландии вышла книга Джона Гейки «Великий ледниковый период». Там говорилось: «В течение последних 200 000 лет вся Северная Европа и Северная Америка исчезли под толстым покровом льда и снега».
Другую фундаментальную монографию о великих ледниках написал швед Отто Торелль, детально изучивший следы древних оледенений Северной Европы и современные ледники Альп и острова Шпицберген.
У ледниковой теории оказалось три первооткрывателя: Кропоткин, Гейки, Торелль. Пётр Алексеевич сам не пожелал всецело заняться наукой. Он был борцом за справедливость, а не только мыслителем. На скудных полях Финляндии его научные размышления перемежались с мыслями о том, как сделать этот край благодатным, обеспечить достойную жизнь его обитателям. Счастье научного творчества не избавляло Кропоткина от мыслей о людях, лишённых этой радости:
«Из дикого смешения фактов, из-за тумана догадок, опровергаемых, едва лишь они успеют зародиться, возникает величественная картина, подобно альпийской цепи, выступающей во всём своём великолепии из-за скрывающих её облаков и сверкающей на солнце во всей простоте и многообразии, во всём величии и красоте…
Кто испытал раз в жизни восторг научного творчества, не забудет этого блаженного мгновения. Он будет ждать повторения. Ему досадно будет, что подобное счастье выпадает на долю немногих, тогда как оно всем могло быть доступно в той или другой мере, если бы знание и досуг были достоянием всех».
У него, в отличие от подавляющего числа учёных, чувство совести и справедливости было сильнее стремления к познанию и научным открытиям.
Он 40 лет провёл в эмиграции (не по своей воле). Сотрудничал в «Британской энциклопедии», публиковал научные труды: «Взаимопомощь как фактор эволюции», «Великая французская революция», «Хлеб и воля», «Современная революция и анархия», «Идеалы и действительность в русской литературе», «Этика», биографические «Записки революционера».
…В белую ночь 14 июля 1917 года площадь перед Финляндским вокзалом Петрограда заполнилась народом. Военный оркестр играл «Марсельезу». Присутствовали анархисты и монархисты, эсеры и большевики, члены Временного правительства, интеллигенты, аристократы и солдаты, рабочие.
Портрет того, кого они встречали, поместил журнал «Нива» с подписью: «Старейший из мучеников русской революции. Более половины жизни истинный борец за свободу провёл в изгнании. Теперь спустя сорок лет после своего бегства из заключения Кропоткин вернулся на родину, чтобы стать в ряды созидателей новой жизни России».
Он пытался встать в эти ряды, не примыкая ни к одной партии. К разочарованию анархистов (в частности, Нестора Махно, встречавшегося с ним), Кропоткин не поддержал их устремления к террору. На Всероссийском демократическом совещании 15 августа 1917 года призвал к единению «левых» и «правых» для победы над Германией и создания Российской республики.
Подобно многим, он не мог верно оценить реальность. Временное правительство не пользовалось популярностью в народе. Армия, которую перевели на «демократическую основу», разваливалась. Солдаты бросали оружие не из-за агитации пацифистов и социал-демократов, а потому, что у них в деревнях оставались жёны, дети, старики. Лозунги «Мир народам!» и эсеровский «Земля крестьянам!» обеспечили большевикам поддержку солдатских масс.
Кропоткин отверг предложение Керенского стать министром Временного правительства. Октябрьский переворот не признал; резко выступал против белого и красного террора, диктатуры большевиков.
Умер он в городе Дмитрове в 1921 году. Его похороны на Новодевичьем кладбище в Москве прошли при огромном стечении народа; были отпущены на этот день под честное слово заключённые анархисты.
Время показало: на тот исторический период Ленин был прав. Словно возражая клеветникам, наш замечательный поэт Сергей Есенин так отозвался на смерть вождя:
…Того, кто спас нас, больше нет.
Его уж нет, а те, кто вживе,
А те, кого оставил он,
Страну в бушующем разливе
Должны заковывать в бетон.
Великий князь Алексей Михайлович, один из немногих уцелевших Романовых, патриот России, вынужден был признать: «На страже русских национальных интересов стоял не кто иной, как интернационалист Ленин, который в своих постоянных выступлениях не щадил сил, чтобы протестовать против раздела бывшей Российской империи».
Пётр Алексеевич был прав как философ, но не как политик и государственный деятель. Ведь он был убеждён: «Государство – покровитель мироедства, заступник хищничества, защитник собственности, основанной на захвате чужой земли и чужого труда! Тому, у кого ничего нет, кроме рук да готовности работать, тому нечего ждать от государства».
Так писал не изгой, обделённый по рождению и воспитанию благами, а князь, наследник имений, лично знакомый с императором Александром II и его семьёй, признанный учёный. Он не только не преследовал никаких личных интересов, напротив, учил и действовал вопреки им!
За последние три десятилетия в нашей стране стало популярным мнение о том, что революционеры стремились захватить власть ради личных интересов, действовали по заказу врагов России, уничтожали «благородное сословие», интеллигенцию.
Эту ложь распространяют враги и предатели России – СССР или люди, одурманенные антисоветской пропагандой. Конечно, революционеры были разные, но большинство из них отдавали здоровье и жизнь за идею, не рассчитывая на богатства и почести.
Российскую империю разрушили не революционеры и уж, безусловно, не большевики. Ленин, не предполагавший увидеть при жизни падения царизма, прибыл в Россию, как известно, после Февральской революции. Она была анархической, народной, и поэтому царь отрёкся от престола. Власть захватили «демократы» (в их числе были Деникин, Юденич, Врангель, Колчак).
