За участие в революционных восстаниях 1848–1849 годов его дважды приговорили к смертной казни суды Саксонии и Австрии. Выданный русскому правительству, после тюремного заключения был сослан в Сибирь, откуда в 1861 году бежал через Японию и Америку в Англию. Издал книгу «Государственность и анархия» (1873). Стал работать в I Интернационале. Выступал против подчинения личности, в чём идейно разошелся с Марксом и Энгельсом. Принял участие в Лионском восстании (1870) и выступлениях итальянских анархистов (1874). Умер в Швейцарии. В России его идеи оказали воздействие на движение революционеров-террористов, народников, коммунистов, анархистов.
Всё зло, считал он, проистекает из несвободы человека – духовной и материальной. Механизм подавления личности – государство. Надо его уничтожить. Уже в первой своей заграничной статье он провозгласил: «Радость разрушения есть творческая радость». Разрушение ради творчества и уничтожения отжившего, угнетающего человека.
Под влиянием идей Фихте он писал: «Цель жизни – Бог, но не тот бог, которому молятся в церквах, но тот, который живёт в человечестве, который возвышается с возвышением человечества». «Личность Бога, бессмертие и достоинство человека могут быть поняты только практически, только путём свободного дела», которое «утверждает Бога внутри самого себя».
Из частного письма: «Я чувствую в себе Бога, я ощущаю рай в душе». А через несколько лет активной борьбы за свободу и справедливость: «Если Бог существует, то у человека нет свободы, он – раб». «Всякий, кто хочет поклониться Богу, должен отказаться от свободы и достоинства человека». «Бог – это абсолютная абстракция, собственный продукт человеческой мысли».
Бакунин учил честно – своей жизнью, делом, а не только словом. По завету Христа узнавать лжепророков «по делам их».
Бакунин выразился резко: «Долой все религиозные и философские теории! Истина не теория, но дело, сама жизнь… Познать истину не значит только мыслить, но жить, и жизнь есть больше, чем мышление… жизнь есть чудотворное осуществление идеи».
Его суждения о Боге обретают цельность в духе пантеизма: «Природа – это всемогущество, по отношению к которому не может быть никакой независимости или автономии. Это высшее сущее, которое охватывает и пронизывает своим непреодолимым действием бытие всех сущих, и среди живых существ нет ни одного, которое бы не несло в себе, конечно в более или менее развитом состоянии, чувство или ощущение этого высшего влияния и этой абсолютной зависимости. Так вот, это ощущение и это чувство и составляют основу всякой религии».
Значит, человек обречен на вечное рабство у Природы с её законами, не подлежащими обжалованию? Бакунин возражал: «Подчиняясь законам природы, человек ни в коей мере раб, так как он подчиняется только тем законам, которые присущи его собственной природе».
Подавление личности возникло из-за стремления части общества к господству, сопряжённому с материальными благами. Так государство стало орудием подавления большинства. Преодолеть это может только бунт.
Организуя общество, «основанное на разуме, справедливости и праве, человек создаёт свою свободу!» Так рассуждал Бакунин.
Он отрицал идею Маркса о завершении человеческой истории в коммунизме: «Горе было бы человечеству, если бы когда-нибудь мысль сделалась источником и единственным руководителем жизни, если бы наука и учение стали во главе общественного управления. Жизнь иссякла бы, а человеческое общество обратилось бы в бессловесное и рабское стадо. Управление жизни наукою не могло бы иметь другого результата кроме оглупления всего человечества».
Ведь тогда человеку останется, как иронизировал Достоевский, только есть, пить да заботиться о продолжении всемирной истории. При этом Бакунин считал расширение горизонтов познания предназначением разумного существа: «Если человек не хочет отказаться от своей человечности, он должен знать. Он должен пронизывать своей мыслью весь видимый мир…»
Почему бы не организовать жизнь общества на научных основах, если «знание – сила»? (Бакунин приводил этот афоризм Ф. Бэкона.) Потому что диктат науки засушит живую жизнь, в которой должно оставаться место таким «ненаучным» категориям, как вера, надежда, любовь, свобода, красота, добро.
«То, что я проповедую, – пояснял Бакунин, – есть, следовательно, до известной степени бунт жизни против… правления науки. Не разрушение науки – это было бы преступлением против человечества, – но водворение науки на её настоящее место».
Установление диктатуры пролетариата Бакунин считал возвращением после революции новой государственной системы. Бывшие рабочие «лишь только сделаются правителями или представителями народа, перестанут быть работниками и станут смотреть на весь чернорабочий мир с высоты государственной… Мнимое народное государство будет не что иное, как весьма деспотичное управление народных масс новою и весьма немногочисленною аристократиею».
Предвидение Бакунина было пророческим.
Любое государство, утверждал он, «есть зло, но зло, исторически необходимое». Только не оправдалась вера Бакунина в непрерывную поступь прогресса, который есть «длительный и постепенный переход от рабства к свободе, к величию, к совершенству, к действительной свободе, – вот в чем весь смысл истории».
Но, может быть, в истории человечества, как в судьбе каждого из нас, есть изрядная доля бессмыслицы? И не столько разумом живут люди, сколько неразумием? Или при любых условиях, даже наилучших, неизбежно проявится мятежная сущность человека? Как писал Максимилиан Волошин:
Вначале был мятеж,
Мятеж был против Бога,
И Бог был мятежом.
И всё, что есть, началось чрез мятеж.
Были ещё два человека, которых можно считать, хотя бы отчасти, «духовными отцами» Ницше (их у него, как видим, было немало).
В год его рождения в Германии вышла книга Макса Штирнера «Единственный и его собственность». Он оказался одним из самых смелых бунтарей в области духа и заурядным обывателем в личной жизни.
Штирнер откровенно высказал то, что другие стыдливо прикрывают фиговыми листочками религиозности, семейственности, патриотизма, морали: «Для Меня нет ничего выше Меня».
Такова высшая стадия анархического индивидуализма. Конкретная личность – превыше всего! Каждый из нас Единственный, которому в собственность дан весь Мир. Но…
Реальность постоянно доказывает, что любой Единственный – один из многих миллиардов; недолгая наша жизнь зависит от многого, а полностью – от земной природы. Хотя об этом не задумывались ни Штирнер, ни Ницше.
Наконец, упомянем Ф.М. Достоевского. С его сочинениями Ницше познакомился сравнительно поздно, в начале 1887 года. Как пишет исследователь его творчества философ К.А. Свасьян:
«Впечатление нередко таково, что в последних произведениях Ницше философствуют разные герои Достоевского, от Раскольникова до Ставрогина, герои, спасшие в своё время своего творца, который освобождался в них от собственной болезни через благодатное самоотчуждение романной техники, и погубившие в другом случае немецкого автора, в лице которого они преступили на сей раз романное пространство и вторглись в реальное, отождествив себя с творцом и подчинив его трагически однозначному исходу своих судеб!»
