Какой-то миг слышен был только рокот барабана. Голова тигра
медленно никла. Рычание превращалось в тихий визг. И вдруг он простерся на
земле, мгновенно перейдя из транса в кому.
Он лежал, распростертый, долго. И только когда она взвилась
в воздух с пронзительным визгом, перекрывшим даже вой свирели, бывший тигр
резко вскочил на ноги и, как ни в чем не бывало, включился в общий хоровод.
И снова дукуни выманила своего прежнего избранника на
середину круга. Несколько мгновений они слитно вращали бедрами, почти
прижавшись друг к другу. Эротические вихри вновь пронзили толпу зрителей.
Дукуни на миг обняла свою жертву, а когда отдернула руки, вокруг его талии был
обвязан узкий алый шнурок.
Человек, недавно бывший тигром, подпрыгнул, оглядывая
присутствующих беспокойно-любопытным взглядом, почесывая голову и бока. Он
горбился, поглядывал исподлобья, и Герман едва не рухнул от изумления: на сей
раз он увидел перед собой человека-обезьяну!
Дукуни подняла барабан и, постукивая маленькой колотушкой,
заставила обезьяну вернуться.
«Бог ты мой! – смятенно подумал Герман. – Какое многослойное
кодирование! Музыка, голос, стук… Но когда дукуни успела закодировать его? Во
время танца? Или подготовка велась заранее? А что станется с несчастным
одержимым, если колдунья не сможет вывести его из транса?»
Почему-то иссякли силы смотреть на человека, лишенного
человеческого облика. Он опустил голову. И вообще от дукуни Герман хотел бы
получить совсем другое. От этого желания у него даже во рту сохло!
– Спорим, я знаю, о чем ты сейчас думаешь? – все так же,
почти не разжимая губ, пробормотал Алесан, с наслаждением щеголяя небрежной
русской речью. – Как бы набраться опыта, верно? Нашего, черномазого,
колдовского опыта? А что, может быть, такой потрясающий успех моего великого
родича в России обусловлен именно тем, что русским по душе наше черномазое
колдовство? Наверняка Пушкин был великим дукуном!.. Но то, что ты видел
сегодня, – ничто по сравнению с воскрешением мертвых. Еще не так запросишь,
чтобы тебя научили!
– А я смогу? – с замиранием сердца проговорил Герман.
– Вопрос неправильный! Неправильный вопрос! – забухтел
Алесан. – Спрашивать следует так: может ли белый научиться черному колдовству?
Отвечаю: может. Не всякий, но может. Однако это будет… как бы сказать…
абстрактное колдовство. Потому что боги-творцы даровали истинную силу только
африканцам.
– Понял, – кивнул Герман. – Понял, понял… то есть я могу
быть только фокусником, но не целителем?
– Ответ правильный.
– А, к примеру, мстителем? – усмехнулся Герман.
Почему он так спросил? Почему?!
Алесан покачал головой. Что-то мелькнуло в глубине его
темных глаз… Жалость, с изумлением подумал Герман?
Нет, показалось, решил он через минуту. Но потом… потом он
понял: Алесан, африканский шаман, чертов дукун Алесан уже тогда знал, что его
друг обречен стать мстителем. Но судьба лишит его обоюдоострого меча высшей
справедливости и заставит сражаться тем же оружием, каким владел его враг:
коварством и жестокостью.
* * *
Тетя Галя очнулась раньше и с воем кинулась в комнату,
однако, наткнувшись на новый удар, отлетела к стене. Альбина прижала руки к
лицу, пытаясь перевести дух. «Неужели это сделал Наиль? Да нет, мне почудилось,
почудилось!»
Открыла глаза.
Наиль стоял, поигрывая улыбкой, сунув руки в карманы черной
куртки. Почему-то впервые за этот вечер Альбина обнаружила, что одет он в
блескучую, грубую куртку и мешковатые турецкие брюки, какие носят дешевые
качки, либо наперсточники, либо из охраны мелких «комков». И шапка вдобавок
норковая! И плечи у него такие же крутые, покатые, как у них всех. Куда же она
смотрела раньше, что ничего этого не видела?!
Ясно, куда. На глаза его, на губы смотрела. Вот и
досмотрелась… А он вор, значит? Обыкновенный ворюга?
Наиль обернулся к выходу, не выпуская из поля зрения
беспомощно копошившуюся на полу тетю Галю и застывшую у стены Альбину.
Приоткрытая дверь в коридор чуть дрогнула – сердце Альбины
зашлось в мгновенной надежде, однако по темно-вишневым губам Наиля скользнула
улыбка:
– Все в порядке, Вольт. Входи.
Глаза Альбины с жадным любопытством приковались к лицу
вошедшего. Тотчас где-то в глубине сознания рванулся панический вопль: «Не
смотри на него!» – и она торопливо отвела глаза. Однако перед внутренним взором
так и маячила эта фигура в тяжелой дубленке и низко надвинутой на глаза шапке.
Человек был среднего роста, но ходил тяжело, увесисто. Пол загудел, когда,
заперев дверь, он медленно прошествовал по коридору мимо женщин, заглядывая во
все двери, даже в нишу, забитую вещами. Рукой в перчатке он придерживал большой
белый платок, который прикрывал нижнюю часть лица.
Наиль пинком заставил тетю Галю подняться и швырнул ее в
дверь той комнаты, куда наконец вошел человек с белым платком. На Альбину он
только глянул – косо, насмешливо, – и она, еле удерживая дрожащие губы, которые
так и стремились сложиться в льстивую, умоляющую улыбку, пошла за теткой.
Незнакомец брезгливо оглядел небогатое убранство. Открыл
средний ящик серванта, профессионально переворошил белье, вытащил плоский
сверточек, обернутый в полиэтилен и стянутый аптекарской резинкой.
Тетя Галя болезненно ахнула.
– Дура! – беззлобно сказал незнакомец. – Неужели до сих пор
не знаешь, что первым делом ищут в белье и книгах? А у тебя круг поисков
значительно сужен!
Он обвел взглядом комнату, в которой из книг был только
потрепанный телефонный справочник, потом подошел к окну и приоткрыл узкую
створку:
– Духота! Дурацкие эти окна без форточек, терпеть их не
могу.
Прильнул к щели, жадно глотнул воздуху. Плюхнулся в кресло и
вытянул ноги в тяжелых ботинках на толстой подошве.
– Ну вот что, – сказал все так же глуховато, через платок. –
Мы можем уйти быстро, а можем и задержаться. Если сразу скажете, где…
– Господи, да нет у меня ничего! Какие заработки у
медсестры? Что нашли, ваше, черт с вами, а больше нет ничего! Было б кого
грабить, голь перекатную! – с провизгом выкрикнула тетя Галя, но тут же
захлебнулась, получив от Наиля увесистый тычок под ребро.
