Девушка всхлипнула от жалости к себе и принялась оглядывать
руки-ноги на предмет нанесенного ущерба. Ущерб обнаружился незамедлительно:
чулки стали ажурными, сквозь дырки виднелись разбитая коленка и длинная
ссадина, плащ покрылся грязными пятнами, а главное, сломались два алых ногтя.
Глядя на укоротившиеся пальцы, девушка снова обиженно завыла, как если бы это
была самая большая беда.
– И за что, главное? – тоскливо воззрилась она на Германа. –
Я всего-то и сказала ему, что фамилию, конечно, можно на любую другую поменять,
хоть из «Бархатной книги», хоть из «Гербовника», и титул купить не проблема,
однако все равно предки твои как были Цимбалами, так и останутся!
У Германа глаза на лоб полезли:
– Твой парень хочет купить себе титул? Вот уж правда: дураков
не сеют, не пашут, они сами родятся. Денег некуда девать, что ли?
Серый глаз подозрительно заблестел:
– А ты кто такой, деньги в чужих карманах считать?
Оказывается, она не так уж и пьяна. И ее обида на Хингана
совсем не означает, что она автоматически выложит каждому
встречному-поперечному все секреты своего пусть и жестокого, однако весьма
щедрого (стоит только взглянуть на коллекцию бриллиантов на ее пальцах!)
любовника.
– Да плевать я на них хотел, – сказал Герман со всей
возможной прямотой. – И на тебя, кстати, тоже. Ты, я вижу, оклемалась? Ну,
тогда вали отсюда, а то мне ехать пора.
Лексику и интонации такого рода девушка понимала мгновенно.
Хорошенькая замурзанная мордашка озабоченно вытянулась.
– Ой, нет! – сказала она испуганно. – Ты меня подвези,
ладно? – Пошарила по карманам. – Б-блин… Все деньги остались в сумке, а сумка у
этого хрена в машине. Слушай, если уж ты смертельно хочешь, я тебе быстренько
дам или минет могу, как скажешь, но ты меня подвези на Таганку, а? Понимаешь,
если я не появлюсь там, Хинган точно возьмет к себе Лидку, а мне тогда только в
эскортницы подаваться!
– А на Таганке – там что? – уточнил Герман, послушно трогая
джип с места и игнорируя предложение о предоплате.
– Один хитрый кабак. Ты не знаешь, конечно, но я покажу.
– Но как же ты… в таком виде? Может, где-то переоденешься? –
заикнулся он, деликатно косясь на разбитую коленку, выглядывавшую из лопнувшего
чулка.
– Да ну, чепуха, ты что, думаешь, там ресторан «Планета
Голливуд»? – хихикнула девица. – Сойдет и так. Один раз я вообще приехала в
разрезанном платье… Что, не веришь?! – смертельно обиделась вдруг она, поймав
взгляд Германа. – Хинган взял и разрезал – спереди, точно посередине: стал
такой халатик без пуговиц. – Она опять хихикнула. – А ничего, никто не помер.
Там и не такое видали. Да поехали скорей!
– Ну, как посмотрю, жизнь у тебя – на грани фола, –
посочувствовал Герман. – Платья режут, купаться по ночам заставляют…
– Ой, не говори! – Девица охотно свернула на тропу своих
обид. – Главное дело, ровно в полночь купаться, ты представляешь? Особенно
любит при гостях выдрючиваться. Надоел до чертиков! Раньше все ходили на него
смотреть, а теперь он в бассейн – и никто даже головы не повернет, сидят, пьют,
в телик пялятся или еще что-нибудь. Ну, Хинган злится, конечно, а все равно
форс держит. Этот чокнутый где-то вычитал, будто один из тех графов, хрен знает
каких, фамилию которых он намерен взять, купался в любую погоду, зимой и летом,
ровно в полночь – и дожил до ста лет. Я ему говорю: «Хинган, ты все равно не
доживешь, зачем зря мучиться?» Он мне ка-ак дал!
Девушка привычно всхлипнула.
– Почему же он не доживет? – исключительно из вежливости
поинтересовался Герман.
Больше не хотелось поддерживать беседу. Даже мороз по коже
бежал от возбуждения. Наконец-то… Наконец-то что-то проклюнулось, нащупался
хоть какой-то подступ к тому, что он задумал. Похоже, доберется он все-таки до
Хингана, доберется!
Нет, не шутка была, конечно, подстеречь его, изрешетить
пулями, но в планы Германа не входило оказаться после этого за решеткой. И даже
если бы удалось выйти сухим из воды, этого было для него мало. Смерть Хингана –
ничто. Ему уготовано другое… он должен еще пожить, получить от жизни
удовольствие… от новой жизни! И только иногда прошлое будет возникать перед
ним: невозвратимое прошлое, только иногда Хинган будет осознавать, что он
потерял и почему… И, может быть, в эти минуты Герман будет ощущать хотя бы подобие
торжества, а главное – покоя. Потом придет очередь тех двоих, которые сейчас
«отдыхают» в Заволжье, в колонии, но первое дело – Хинган.
Нет, эта дурочка в алом плащике не права! Хинган вполне
может пожить еще, и даже довольно долго…
– Так почему ты думаешь, что твой приятель долго не
протянет? – спросил он опять. – Не всех же новых русских обязательно убивают.
Да у него небось и охрана есть.
– Конечно, – кивнула девица, подозрительно косясь на него. –
Есть охрана! А тебе какая забота? Что ты меня все время выспрашиваешь, а?
Положительно, она начала действовать Герману на нервы, и он
даже где-то понимал Хингана, который решил избавиться от этой дуры столь
радикальным путем. Поэтому Герман просто подрулил к обочине и, перегнувшись
через колени пассажирки, открыл дверцу. Спросил обиженно, глядя в округлившиеся
глаза:
– В этом доме кота, кажется, в чем-то подозревают?
Глаза стали еще больше: разумеется, она в глаза не видела ни
одной строчки Булгакова!
– Проще говоря, – пояснил Герман, – ты думаешь, я выпытываю
какие-то секреты твоего недоумка Хингана? Видел я его в гробу в белых тапочках!
– Он не лгал, ей-богу… – Давай, топай отсюда. Выходи, выходи!
– Почему? – испуганно пискнула она.
– Чтоб не думалось. Брысь, ну!
– А… минет? – спросила девица с робкой надеждой, но Герман,
усмехнувшись, бросил ей на колени сотенную:
– Сделаешь кому-нибудь другому. А если и он не захочет,
просто заплати, чтоб довез.
Недоверчиво, исподлобья поглядывая, она сгребла деньги
бриллиантово сверкающей лапкой и сползла с сиденья. Постояла минуточку, словно
в нерешительности, потом вдруг резко задрала узенькое платьишко, да так, что
стало ясно: эта девица предпочитает обходиться без нижнего белья. Вызывающе
мелькнув блондинистым треугольничком, одернула подол и ринулась прочь, то и
дело оглядываясь. Может быть, надеялась, что Герман пустится вдогонку. Но он
только головой покачал: блондинка-то натуральная, кто бы мог подумать! – и, дав
газ, погнал джип вперед. Через полминуты, не больше, он забыл и эту дуреху, и
все ее благоглупости.
