Вот это самое свойство Алины Яковлевны – страсть хранить на
память – и нанесло вчера Альбине одну из самых страшных ран в ее жизни. И
сейчас она смотрела в грязноватое стекло «Газели», перед которым расстилались
еще совсем по-зимнему покрытые снегом поля с едва наметившимися проталинами, на
серое, неприветливое, очень не весеннее небо, а видела две пожелтевшие, ломкие
от времени газетные вырезки. Ни названия газет, ни даты не сохранилось. Однако,
судя по стилистике, статьи относились к концу сороковых – началу пятидесятых
годов.
Статей оказалось две, причем с фотографией. Там были
изображены два человека в белых халатах, низко надвинутых шапочках и марлевых
масках. Эти двое склонялись над чем-то, лежащим на столе и тоже накрытым белым.
Лиц персонажей разглядеть было невозможно, однако заметка под снимком уверяла,
что операцию проводят молодые, талантливые хирурги N-ской больницы города
Горького Г. П. Налетов и С. Е. Кавалеров, которым по плечу любые дела, от
удаления аппендицита до, скажем, трепанации черепа, и если бы все молодые врачи
в нашей советской стране были таковы, проклятые империалисты давно передохли бы
от зависти.
Альбина с изумлением прислушалась к собственному сердцу,
которое, как всегда, почему-то чрезвычайно глупо забилось при упоминании
фамилии Налетова. И, главное, Г. П. Хотя, конечно, это был другой Налетов – тот
самый, знаменитый, светило отечественной хирургии, начинавший свою блестящую
карьеру в Горьком, ныне – Нижнем Новгороде. Про С. Е. Кавалерова Альбина
слышала впервые в жизни и решила, что он попал на снимок случайно, просто как
коллега великого человека. Однако вторая статья, пусть и без фото, заставила ее
переменить мнение, поскольку целиком посвящалась этому самому Кавалерову.
Называлась статья «Врач-убийца». Кавалеров и был врачом-убийцей! Несколько раз
во время его операций умирали люди, и никто, конечно, ни в чем не обвинял
врача: бывают случаи, когда медицина бессильна, однако вдруг стало известно,
что несчастные умерли от болевого шока. Сначала подозревали анестезиолога, но
вскоре выяснилось, что виноват Кавалеров, который похищал морфий и разбавлял
эфир. Или делал что-то подобное с обезболивающими препаратами – в статье об
этом было написано весьма туманно. Почему и как разоблачили Кавалерова –
умалчивалось вообще. Просто – «выяснилось, что…» Заканчивалась статейка
многообещающе: «Врач-убийца понес заслуженное наказание!»
Когда Альбина дочитывала статью, вошла Алина Яковлевна.
– Да что ж тебя ничего не заставишь делать! – воскликнула
она плачущим голосом. – Опять расселась! Опять читаешь!
– Кстати, ты могла бы заметить, что я не сижу, – обреченно
вздохнула Альбина, вволю наслушавшаяся в своей жизни рассуждений на тему: «Лень
раньше тебя родилась!» – Но тут столько всякого старья, которое я не решаюсь
без тебя выбрасывать… Эти бумажки, надеюсь, мы больше не будем хранить?
Альбина потрясла в воздухе пожелтевшими страничками и
нахмурилась при виде судороги, исказившей лицо матери.
Да что такое? Что она опять не так сделала?
Алина Яковлевна нагнулась, двумя пальцами подняла с полу
целлофановую обертку, в которой хранились вырезки, и с брезгливым выражением
сунула ее в коробку, предназначенную на выброс.
– Выкинь к чертовой матери, – сказала оскорбленным тоном. –
Тем более что это все, что осталось от твоего папаши… кем бы он ни был!
– Эй, проснитесь, хватит вам храпеть!
Сердитый оклик вырвал Альбину из оцепенения.
Проснитесь? Она разве спала?
С трудом распрямив затекшую шею, подняла голову, которая,
оказывается, лежала на плече отца Афанасия. Тот протер глаза – очевидно, тоже
вздремнул, – однако вид у него был насупленный, и Альбина поняла, что ее
поведение сурово осуждается. Ведь на дворе последний день Великого Поста, а она
– голову на плечо! И кому?! Но, с другой стороны, – аще в дорозе, аще в
болести…
Покончив с моральными терзаниями, Альбина глянула в окно и
чуть не вскрикнула, увидав дикую картину. «Газель» стояла посреди реки… ну,
предположим, речки шириной метров пятьдесят, но все равно – посреди. Серая вода
морщинилась под ветром, течение густо гнало шугу, а сверху сыпался мелкий
колючий снежок.
– Что случилось? – испуганно спросила Альбина. – Почему мы
не едем?
– Все! Приехали! – буркнул водитель. – Мотор заглох!
Священник перекрестился.
– А мы вообще-то где? – тупо поинтересовалась Альбина. –
Что-то я ничего не пойму. От города далеко? Может, вернуться и позвонить?
Шофер глянул так, что она поперхнулась.
– Спать надо меньше! Мы уже четвертый час в пути. Приехали,
можно сказать! Десять кэмэ до поселка осталось, а оттуда до Синички рукой
подать. И вот – надо же! Тут, бывало, с маху перелетывали, а уровень воды из-за
шуги поднялся, ну, я и сел.
Он потерзал стартер:
– Вот видите?
Пассажиры ничего не увидели, зато услышали некое жалобное
чиханье и чавканье с подвыванием.
– А… теперь как? – осторожно полюбопытствовал отец Афанасий,
поглядев на часы. – К обедне-то успеем? Чтобы там обернуться и всенепременно
быть ко всенощной в обители!
Шофер покосился на него со злой обреченностью:
– Не шути! Лучше молись, чтобы хоть кто-то по берегу
проехал, да увидел нас, да чтоб догадались трактор прислать.
– Но ведь это неизвестно, сколько протянется, – с сомнением
сказала Альбина. – Может, попробуем как-нибудь вброд? А там, наверное, найдется
какая-нибудь попутка…
– А машина? А благотворительный груз? – в один голос и
одинаково сурово вопросили водитель со священником.
– Да ты что, думаешь, пройдешь здесь, аки Христос по суху? –
добавил ехидно шофер. – Неведомо, какие ямищи половодье намыло. Мы вот по капот
сели, а ты вообще с ручками и ножками уйдешь.
Альбина поежилась. С ручками и ножками? А на дворе, судя по
снежку, скорее минус, чем плюс. Да, несмотря на раннюю Пасху, весна, пожалуй,
будет затяжная, поздняя…
Шофер задрал ноги, упершись ими чуть ли не в ветровое
стекло. Альбина покосилась на него с возмущением и вдруг заметила, что отец
Афанасий стыдливо проделывает какие-то телодвижения, словно пытаясь сделать
нечто подобное. Глянула вниз и ахнула, увидев, что ее ботиночки начинают
погружаться в воду.
– Нас заливает! – крикнула панически. – Мы что, тонем?
– Ну, шуга тает, – философски отозвался шофер. – Уровень
прибавляется. Все нормально.
