Ротте долго переваривал этот бред. Пусть помучается, фашистская морда…»
«…после расчета с Авиловым я отважился назвать Майендорфа дядей Людвигом – и не прогадал! Это был удачный ход, пусть даже, по признанию Франца, я являюсь самым подозрительным типом на свете. Дядя Людвиг протянул мне руку, теперь он моя единственная надежда и опора и, что еще важнее, источник доходов. На первое время он вручил мне изрядную сумму от некоего благодетеля. Имени не назвал.
В наших отношениях, особенно после того, как я предался сентиментальным воспоминаниям о дружбе с Магдаленой, даже обнаружилась некоторая теплота».
«… – Ты помнишь Магди?
– Как я мог забыть ее, ведь, насколько я помню, нас в шутку называли женихом и невестой.
– Помнится, в Свердловске ты был менее любезен.
– Разве я мог поступить иначе в этой варварской стране, где все мы сидели под колпаком у НКВД! Если вы внимательно читали мои показания, то, должно быть, убедились, что я, будучи в комсомоле и являясь последовательным активистом, тем не менее пописывал стишки. Так, баловство в духе юного Гете. Они был посвящены Магди.
Дядя Людвиг признался:
– Этими стихами ты сразил меня наповал. В доносе Авилова есть упоминание о том, как он сумел извлечь их из твоей тумбочки. – Затем он поинтересовался: – Кстати, кто такой nedonosok?
– Nedonosok?.. Это значит унтерменш».
«Не следует думать, что поддержка Майендорфа что-то изменила в моем статусе, просто ребята из команды Наумана занялись мною всерьез».
«…абвер подло предал меня и моего отца, которого эти карьеристы в Берлине сначала направили в страну врагов, а затем палец о палец не ударили, чтобы вытащить из подвалов НКВД. Сотруднику СД, обратившемуся в дом на набережной Тирпитца
[28] за разъяснениями по моему делу, ответили – факт заброски барона фон Шееля они подтверждают, но это случилось так давно, что не осталось ни документов, ни свидетелей, способных подтвердить личность его сына. В архивах Центрального управления моих отпечатков пальцев не обнаружено, сохранились только отпечатки пальцев отца. Они сослались на хаос и безденежье, царившие в Германии после Версальского мира, на нехватку квалифицированных кадров и малочисленность штатов, из-за чего разведывательному бюро рейхсвера было трудно в полной мере соблюсти требования, предъявляемые к подготовке агентов длительного залегания. Руководство абвера «готово отдать должное усилиям барона фон Шееля во вражеской стране, однако легализация предполагаемого сына агента W-17 представляется задачей практически невыполнимой». Единственное, на что я мог рассчитывать, – это на небольшое возмещение за те годы, которые провел во враждебной стране».
«Дядя Людвиг популярно объяснил мне, что бюрократия у немцев почище советской.
– Эти чистоплюи решили отделаться от тебя. Никто не хочет брать на себя ответственность за неожиданно свалившегося им на голову наследника Альфреда фон Шееля».
«…к сожалению, в твоем фантастическом спасении из большевистского ада есть что-то избыточно романтическое. Его невозможно подтвердить или опровергнуть, если, конечно, не иметь своих людей среди высшего руководства Лубянки. К сожалению, кремлевский тиран успел до войны основательно почистить НКВД. С другой стороны, все косвенные факты свидетельствуют в твою пользу. Да, мой мальчик, я вижу перед собой не двуличное продажное существо, а белокурую бестию, истинного арийца».
«Наш человек в Москве идентифицировал тебя и полностью подтвердил приведенные тобой сведения. Твоя фантастическая история обрела черты подлинности…»
«Мы, национал-социалисты, поступаем проще, мы не хитрим. Я рассказал рейхсфюреру твою историю. Сообщил и о случае с Авиловым, наглядно продемонстрировавшим природное превосходство быстрого и сообразительного представителя арийской расы над расхлябанным, лишенным нравственных ценностей nedonoskom. Твоя история заинтересовала Гиммлера как одно из убедительных свидетельств несгибаемости германского духа, его изначальной тяги к власти. Кровь определяет исход борьбы. Не воспитание, а кровь и почва! Это важный тезис в мироощущении тех, кто разделяет взгляды фюрера.
– Между нами, – Майендорф понизил голос, – мне трудно поверить, чтобы те, кто занимается аналитикой на Лубянке, были способны разработать такую хитроумную комбинацию, и не потому, что славяне настолько тупы и неразвиты, – это не так. Среди них встречаются выдающиеся личности, например, Сталин. Просто им пришлось бы иметь дело с неподатливым материалом. Я не верю, что в НКВД смогли бы без ущерба для твоей психики перевербовать тебя. Если бы ты согласился работать на них, ты стал одной из разновидностей Авилова, а что я вижу теперь? Я вижу немца, мой мальчик. Ты поступаешь как немец, держишься как немец, обладаешь реакцией немца, сообразительностью немца. Это врожденное.
Кстати, рейхсфюрер подтвердил – в твоем наблюдении, Людвиг, что-то есть».
«…тем не менее, мой мальчик, нет главного – неопровержимого свидетельства в твою пользу.
Он пригубил коньяк.
– Что же могло бы стать таким свидетельством?
– Отпечатки пальцев. Твой отец был настоящим патриотом, он согласился помочь рейху в трудные годы. Всего несколько человек были посвящены в его тайну. Даже я, его ближайший друг, был в неведении до того самого момента, пока он не выбрал меня в доверенные лица, которые должны были бы, когда ты вернешься на родину, помочь тебе освоиться в рейхе. Я готов сдержать слово, однако вступить во владение капиталом, который Альфред поместил в один из швейцарских банков, ты сможешь только с согласия другого человека. Для того чтобы получить доступ к счету, тебе придется обратиться к нему.
– К кому?
– К Ялмару Шахту.
Это была новость так новость. Я знал, что ваш пронырливый Шеель сумеет подложить мне крупную свинью, но такую!..
– Президент рейхсбанка?!
– Бывший президент. Теперь он входит в правительство в качестве министра без портфеля.
– В таком случае мне не видать наследства как своих ушей!
Дядя Людвиг поморщился.
– Только не надо трагедий!
– Дядя Людвиг, как мне из какого-то вшивого Смоленска добраться до Шахта?! Послать открытку на Рождество – здравствуйте, дядя Ялмар? К вам обращается сын вашего доброго товарища Альфреда-Еско…
– А что, – подхватил дядя Людвиг, – неплохая идея! Конечно, такое письмо нельзя доверять почте. Я мог бы при встрече передать твою весточку. Поддержка такой фигуры, как Шахт, много значит в рейхе. По существу, слово Шахта может все решить. К сожалению, в последнее время он нередко высказывает странные идеи насчет того, что война с Россией – роковая ошибка и зря мы ввязались в эту авантюру, тем не менее фюрер высоко ценит его. Что касается исхода войны, ты скоро сам убедишься, кто возьмет верх в этом споре. Ты прав в другом – без личной встречи не обойтись. Ялмару есть что сказать сыну старого товарища.
