– У нас нет выбора.
Она подозрительно глянула на меня.
– И ты так спокойно об этом говоришь?
– А как я должен говорить об этом?
– Эта поездка поможет Бору?
– Да.
– Хорошо. Я согласна. Если папа отпустит.
– Давай вместе попросим его. Но будет лучше, если это сделаешь ты. Будет полезно, если он позвонит в Копенгаген, мол, его дочь решила побывать в датской столице, вдали от бомбежек… Тут как раз случай представился, ее жениха направляют Данию в служебную командировку. Он хотел бы встретиться с Бором.
– Хорошо. Если хочешь знать, я их не одобряю.
– Что не одобряешь?
– Ну, все это. Особенно когда берут в заложники детей. Мне жалко Бора, он такой великий. Ребята с физического факультета упрекают его в происхождении, но никто не отрицает, что голова у него золотая. Только учти, – Магди принципиально посмотрела на меня. – Мне очень хочется быть с тобой, но я никогда не буду навязываться.
– Это благородно, Магди. Это вызывает уважение, но сейчас главное дело.
Подошел Первый, принес виски. Я предложил выпить за госпожу баронессу Магдалену фон Шеель.
Выпили стоя.
Глава 6
– …тот же обеденный зал, та же унылая Геба, молочный мрамор, искренняя радость хозяина. Затем разговор по душам в лаборатории, где любезный хозяин показал мне нобелевские медали и продемонстрировал, как надежно спрятать их, чтобы они не достались оккупантам.
Медалей было три – собственная, Бора, а также двух других, доверивших ему свои награды лауреатов, пострадавших от смены режима в Германии – фон Лауэ и Франка
[72]. Профессор на моих глазах растворил их в кислоте, затем не без удовольствия заверил:
– Самый надежный способ избежать конфискации.
Он приставил стул к стеллажу, забитому склянками с реактивами, влез на него и поставил пробирку на самую верхнюю полку.
Удовлетворенно сообщил:
– Здесь не найдут, – и потер руки.
– Но, профессор?..
– Когда наступят лучшие времена, а они обязательно наступят, не так ли? – проще простого выделить золото из кислоты и вновь отлить медали. Это элементарно, Шеель. Полагаю, такой эксперимент повеселит историю?
Долговязый Бор кряхтя спустился на пол и продемонстрировал маленький саквояж.
– Я готов. Со мной отравятся Маргарет и Оге.
Я был вынужден разочаровать Бора.
– Все не так просто, уважаемый профессор. Здесь не помогут законы химии или физики…
Мы отправились в сад, и я вкратце объяснил профессору замысел санкционированной в Берлине операции «Июльский снег».
– К сожалению, слова против слов, – усмехнулся Бор. – Все вокруг твердят о благородстве Дуквица, его бескорыстном желании спасти несчастных датчан и в первую очередь меня. Я нуждаюсь в более весомых аргументах.
– В таких делах, профессор, самым убедительным доказательством обычно становится результат. Кстати, в Риме был такой император Домициан, первым высказавший неглупую мысль – когда властитель утверждает, что против него готовится заговор, ему никто не верит, а когда поверят, бывает поздно. Со своей стороны я хочу обратить ваше внимание – кто предупрежден, тот спасен. Давайте попробуем вписать мою версию в систему координат, в которой некие могущественные лица собираются любой ценой привлечь к сотрудничеству одного из отцов современной физики.
– Что вы предлагаете?
– Вам надо согласиться на предложение Дуквица.
Нильс Бор задумался.
– Когда оно последует?
– Приказ из Берлина должен прийти со дня на день.
– Хорошо, предположим, приказ поступил. Дальше что?
– С вами свяжутся. Полагаю, ни сам Бест, ни Дуквиц не горят желанием лично предложить вам условия сделки. Думаю, они воспользуются моими услугами, но даже если придет кто-то другой, вы должны долго и нудно торговаться. Ради сохранения спокойствия в стране они готовы выпустить вашу семью и семью вашего брата Харальда. Они даже готовы закрыть глаза на исход тех, кто причисляет себя к евреям. У вас будет возможность потребовать выполнения этих условий. Их согласие будет решающим доводом в мою пользу.
– Ваша теория безумна, но достаточно ли она безумна, чтобы быть истинной? Откуда у вас такие сведения? Я понимаю, вы не имеете права сказать всю правду, но и мне трудно принять решение, не имея всей картины.
– Я встретился с вами с санкции Дуквица. Бест тоже в курсе, ведь со мной в Копенгаген прибыла дочь видного эсэсовского генерала, коротко знакомого с Бестом и прочими местными шишками. Я для них свой человек. Я передам, что вы настаиваете на личной встрече с Дуквицем. Скажу, что не доверяете мне. Кто он, этот обер-лейтенант?
Бор удивился.
– Вы обер-лейтенант?
Я кивнул.
– Странно, – усомнился профессор. – А там, на Востоке? Надеюсь, не ниже майора?..
Я не стал разочаровывать лауреата. Знал бы он, какое звание у меня было в России…
– …если Дуквиц подтвердит мои полномочия и условия, на основе которых можно найти компромисс, это будет убедительное доказательство верности моей теории. В любом случае в ваших силах будет спасти родственников. А если повезет, то и тех граждан, которым грозит отправка в Терезиенштадт.
– Вы полагает, я герой?
– Нет, вы умный человек и авторитетный ученый, а это обязывает. Ваша должность по определению предполагает что-то героическое. Помнится, вы сожалели по поводу уловок Гейзенберга, который пытался выведать у вас секреты атомной взрывчатки. Вы утверждали, что у него был выбор. Теперь этот выбор предстоит сделать вам. Если вы откажетесь, как в будущем вам согласовать себя струсившего с собой великим?
– Сколько у меня времени?
– Несколько дней.
– Хорошо, я в любом случае поговорю с Дуквицем. Можете доложить, что в принципе я не против подтвердить приоритет арийской науки в изучении атомного ядра при одном непременном условии – моей семье и семье моего брата Харальда должно быть позволено беспрепятственно перебраться в Швецию. Как, впрочем, и моим соотечественникам, которых угораздило родиться в Дании евреями.
– …29 сентября из Берлина поступил приказ переправить Бора в Германию. В тот же день профессор перебрался из загородного дома в столицу, оттуда ночью в полной темноте сотрудники абвера-II вывезли его и спрятали на конспиративной вилле, расположенной в пригороде столицы на морском берегу.
