– Не помешает под язык.
Пациент не возражал, таблетку взял и потянулся за паспортом к Донскову.
– Мы побеседуем? – спросил капитан.
– Хоть сто порций, – пожал врач плечами и смерил старика оценивающим взглядом: я, мол, не возражаю, а уж ему решать самому.
– Мне получше, – сдавленно закашлялся тот. – Пошаливает мотор, подводит, видите ли… От непривычки, наверное. Уважаемые… не успели представиться, – и укоризненно глянул на капитана.
– Я ещё раз извиняюсь, Викентий Игнатьевич, – заторопился Донсков, он так и стоял, не находя себе места и стараясь не смотреть на старика, шляпа его попала под ноги здоровяка Фоменко, когда тот бросился его подымать, и сейчас можно лишь гадать, чем она стала на самом деле. – Приношу, так сказать, извинения… Но сами понимаете, странное исчезновение вашего сына…
– Да будет вам, молодой человек, – поморщился Дзикановский, задержал свой взгляд на таблетке и, подумав, сунул её в рот. – Глотать, извините, или сосать?
Но врач уже ушёл.
– Под язык, – подсказал Донсков и протянул на всякий случай стакан с водой.
– Спасибо. Раз под язык, воды не надо.
Донсков покосился на Фоменко, и тот выскочил из кабинета. Он сам наконец тоже присел к столу напротив старика:
– С вами действительно всё нормально?
– Бывало и хуже.
– Мне надо задать вам несколько вопросов.
– Как я догадываюсь, вас интересует мой сын, Дзикановский Аркадий Викентьевич?
Донсков, соглашаясь, опустил голову.
– Он что-нибудь натворил?
– Он способен на это?
– Молодой человек, я сейчас не в таком душевном, да и физическом состоянии, чтобы гадать на кофейной гуще. Мне бы прилечь.
– Он пропал.
– И только?
– Вас это не удивляет?
– Аркадий в таком возрасте, что может позволить себе…
– И как часто это случается?
– У него самостоятельная жизнь, поверьте мне. И потом по роду службы он часто выезжает в командировки. Я привык, знаете ли… Взрослый мужчина… Мы редко видимся.
– Он где-нибудь работает?
– А разве у нас можно иначе, молодой человек?
– К сожалению.
– Он занимается серьёзными вопросами на базе облздравотдела. Насколько мне известно, его работа последнее время была связана с фармацевтикой. Он, знаете ли, мог уехать надолго…
– А что же вас заставило так рано его искать? – Донсков опять бросил взгляд на шляпу старика.
Тот, словно ему полегчало или стало жарко, тонкими пальцами сам снял шляпу с головы, с сожалением её оглядел, даже попробовал выправить изрядно помятые поля. Но, не справившись, вздохнул и улыбнулся капитану:
– Отцовское сердце, молодой человек. У вас, конечно, нет детей. Я понимаю – служба. Но когда они будут, вы меня поймёте.
– Вы давно его не видели?
– С неделю… или около двух, – подумав, сказал Дзикановский. – Чего я стал опасаться последнее время, так это потери памяти. Оказывается, сейчас придумали занятное название – склероз. Знаете ли, молодой человек, не дай бог познать эту роковую предвестницу старости. Я ведь когда-то тоже относился к таким изыскам с пренебрежением.
И он подмигнул Донскову.
– Значит, вас не беспокоит его отсутствие?
Дзикановский пожал плечами.
– Соседка рассказывала, что у вашего сына проживала женщина. Она тоже пропала…
– Мирчал, – сухо перебил Дзикановский. – Это моя прислуга. – Он замер и поправился. – Подрабатывает, прибираясь у меня. Сами понимаете, она готовит, ведёт хозяйство, мне тяжело одному. А так как сын давно разошёлся и, как всякому молодому мужчине, ему не до уборок квартиры, она порою забегает к нему.
– Значит, она в городе?
– Конечно. Я думаю, день-два, заявится и Аркадий. Вы интересовались у него на работе?
– Теперь поинтересуемся.
– Ну что же вы так, молодой человек? В наше время с этого начинали.
– Вы работали в милиции?
– Нет, – улыбнулся Дзикановский. – Мы занимались многим, но с восемнадцатого года эта организация называлась иначе.
– Не понял? – Донсков не заметил, когда в поведении старика проявились эти изменения; удивился, когда тот ему вдруг подмигнул, вроде ни с того ни с сего, потом и улыбнулся раза два, не иначе, таблетка подействовала, но Дзикановский преобразился, даже лицо его посвежело и куда-то пропали глубокие морщины со лба, раньше лет под сто выглядел, особенно там, на пороге квартиры сына, а сейчас?..
Дзикановский тоже заметил к себе особый интерес, ничего не говоря, он сделал хитрое доверительное лицо, пригнул голову и, вытянувшись весь к капитану, прошептал:
– Вам что-нибудь говорит имя Грасиса?
– Грасис? Врач?
– Врач? О да! Конечно, врач! Это был великий знаток человеческих душ! Особенно самых тайных чёрных их глубин, – и старик захохотал, округлив глаза, но тут же громко закашлялся. Когда, сунув кулак к зубам, остановился, опять зашептал: – Вот видите, он давно мёртв, а забыть о себе не позволяет. Не терпит, чтобы о нём так… всуе…
Донсков не знал, как себя вести.
– Мне посчастливилось, молодой человек, знать этого человека. Не поверите, но я охранял самого Сергея Мироновича Кирова.
– Вы служили в чека?
– Имел честь.
– Сейчас уже в живых никого не осталось! – вскрикнул невольно Донсков, но вовремя осёкся. – Извините. Девятнадцатый год… да вы просто живая реликвия…
– Как видите, не только жив, но и почти здоров.
– Простите нас, – вскочил на ноги капитан.
Дзикановский пожал плечами и, тяжело вздохнув, надел шляпу. Он выглядел странно в уродливой шляпе, но держался с достоинством и задиристо.
– Полагаю, мне пора откланяться?
– Я вызову машину. Вас довезут.
– Сделайте одолжение.
Дзикановский уже шагнул к двери, но остановился и повернулся к капитану:
– Вы так и не разрешили один мой вопрос?
– Я вас слушаю.
– Кому, если не секрет, обязан мой сын вашим беспокойством?
– А я разве не сказал? – смешался от неожиданности Донсков.
– Неужели склероз?
– Соседке, Викентий Игнатьевич. Его соседке.
– Вот как?
– Она обеспокоилась долгим, так сказать, отсутствием вашего сына.
– Какая прелесть, – старик покивал головой, вспомнил про свою трость, скучавшую у стены при двери, повертел её в руках. – Не перевелись добрые люди.
