В Кремле на колокольне башенные часы как раз пробили восемь вечера, когда приметная кепочка поднадзорного последний раз мелькнула в дверях второго подъезда.
Пункт наблюдения лейтенанта Дыбина был обустроен в двухкомнатном кабинете инженера Самсоненко. Сам Самсоненко ничего не знал, он был в отпуске, а во всём этом здании размещался и ударно трудился проектно-сметный институт, оказывается, давно не занимавшийся капитальным ремонтом коммуникационных сетей. Лето – самая удобная пора для подобных малоприятных мероприятий, и на днях один подъезд был заглушен с отключением всех коммуникаций. Лифт загасили, лестницы украсили злые таблички «хода нет» и «ход запрещён», чиновников и аппарат переселили в соседние помещения других подъездов, сделав уплотнение, чтобы не гоняли в легкомысленный «пинг-понг» или бесконечные шахматы в перерывах; в общем, началась обычная тягомотина, сновали какие-то работяги в халатах с инструментами и обещали к новому году порадовать.
Таким образом, в комнатах, занимаемых лейтенантом Дыбиным, царили покой и тишина – творческая атмосфера, обязательная для напряжённой деятельности существ никогда не видимых и никогда не слышимых. Эти призраки вершили своё великолепие так незаметно, что никто вокруг не догадывался об их существовании. Зато они знали многое.
– Как обстановка? – грохнулся на подставленный стул Донсков, вытер вспотевший лоб прямо ладонью и похвалил: – Хорошо устроились!
– Только что держал связь с пунктом главного дежурного в конторе, – засуетился лейтенант Дыбин, подавая водичку из холодильника прежнего хозяина. – Можно звонить в Нью-Йорк, товарищ капитан.
– Хвалю. Туда как-нибудь в следующий раз, – Донсков был в восторге от водички. – Ты мне в нужный момент Лудонина обеспечь. Есть на него выход?
– На дежурку и на приёмную, товарищ капитан.
– А с ним?
– Так он же в кабинете не сидит.
– В этот день должен, – похлопал шустрого лейтенанта по плечу Донсков. – Ну, докладывай обстановку с нашим антигероем.
– Наблюдение идёт в обычном режиме, – вытянулся стрункой тот. – Без происшествий.
– А нас чуть облом не накрыл, – покачал головой капитан, и нервная улыбка исказила его лицо; прямо из стакана он плеснул воду себе на щёки и лоб, начал обтираться платком. – Выкарабкались чудом!
– Придурок в кабину едва не ввалился! – хохотнул Фоменко, принял стакан от начальника и сглотнул остатки.
– Павел Яковлевич! – попробовал урезонить старлея капитан.
– Да что уж теперь, Юрий Михайлович, – не унимался тот, смеясь. – Семёнов геройство проявил. Сиганул в крапиву пьяным голубем. Спас, так сказать, операцию от провала собственной грудью.
– Штанами, – смущённо улыбнулся младший лейтенант, костюм у него действительно выглядел неважнецки, истерзанный кустарником. – Теперь, если что, в каскадёры пойду.
– Весёлая у меня компания, – обвёл всех взглядом Донсков, отобрал у Фоменко уже пустой стакан и скомандовал: – Кончай базар-вокзал! Кому делать нечего – два шага вперёд!
Бездельников не нашлось, притихли и балагуры; Донсков поднялся и, уцепив двумя пальцами пуговицу на распахнутой рубахе Дыбина, потянул его за собой к большому окну во двор.
– Ближе не стоит, Юрий Михайлович, у нас тут лёгкое прикрытие.
Действительно, на окне болтались стандартные институтские занавески.
– А чего не сменил?
– В нашем хозо пока распакуют… потом везти не на чем…
– Там «объект»?
– Дом напротив. Второй этаж.
– Какие признаки?
– Птичка в клетке, товарищ капитан, – радостно затараторил лейтенант. – Единственное неудобство – в квартире Дзикановского плотные шторы, круглосуточно почти недвижимы. Иногда при уборке открываются. Но редко.
– А вторые окна на улицу?
– К тем не подобраться, – сник лейтенант. – Но они без нужды. Пожарной лестницы не имеется. Отсутствуют и водосточные трубы на фасадах.
– Балконы?
– Нет. У меня там люди по всему периметру расставлены. Захочет прыгать – шею свернёт.
– Уверен?
– Злодей упакован надёжно, товарищ капитан. Не сомневайтесь. Как гриб в лукошке.
– Есть аварийный выход в здании? – перебил Донсков, он будто заторопился, поглядывая на часы.
– Имеется дверь. Забита, как обычно, разным хламом. Там у них на первом этаже в этом самом углу раньше магазинчик приспособлен был. Для пожилых жильцов, пенсионеров, чтоб далеко не бегать. Разрешили завхозу. Но год поработал, клиенты перевелись, и дверь забили, ход завалили ящиками.
– А пожарники куда смотрели?
– Да кто туда станет заглядывать? – махнул рукой лейтенант. – Я подумал было сунуться, но шум подымать не стал.
– Значит, запасной выход исключается?
– Не пробраться.
– Для страховки людьми прикрыл?
– Стоят.
– Не засветились бы.
– Товарищ капитан!
– Ладно, ладно. Ты знаешь, Николай, выбил меня из колеи своей выходкой этот Князев! – Донсков потянулся за сигаретой, услужливо кем-то поданной, жадно затянулся, выдохнул с наслаждением. – Ну ни с того ни с сего, подлюга, прямо в салон рванулся. Чего ему захотелось?
– Да прокатиться ему захотелось, командир! – хмыкнул Фоменко. – Решил щегольнуть последний раз перед тем, как успокоится на нарах. Их же тоже мандраж бьёт! Не железные! Чует, наверное, гад, что последние минутки на воле догуливает. Засиделся в своём логове.
– Вот и мне показалось, почувствовал он неладное, – нахмурился Донсков. – Лез в машину к нам, конечно, не покататься. Видел, что трое в салоне. Лица наши пытался разглядеть!
– Успокойтесь, Юрий Михайлович, – Фоменко тоже к окну подошёл, пальцем вниз ткнул на окна противоположного дома. – Сидит теперь, паршивец, где ему положено. Дожидается своей участи. А мы не гордые. Тоже подождём, когда он там наговорится…
Фоменко прервался, словно его осенила жаркая мысль, и на капитана сверкнул дерзким взглядом:
– А может, не стоит нам дожидаться, командир? Чего мы им по хвостам бьём? Возьмём сейчас тёпленьких. И товар при них. Делят небось что в чемоданчике том упаковано. Чудненько получается, они как раз по карманам башли рассуют, а мы их за горло. Стопроцентные улики! И пусть потом заканчивают свои беседы у нас в собачнике!..
Донсков даже дёрнулся от такого предложения, но смолчал, поморщился.
– Я медалек не прошу, – продолжал Фоменко. – Мне бы отпуск малюсенький в благодарность. На недельку на море для восстановления организма, пошатнувшегося от бессонницы.
Он вскинул огромные ручищи вверх и заиграл бицепсами:
– Истощал весь, иссох, и мама в Сухуми заждалась с шимпанзятами своими. Она у меня в обезьяннике работает. Вместе махнём, командир?