– Виноват, ваше благородие, – вины своей усатый стражник с покрытым оспинами лицом совсем не чувствовал. – У нас на пересылке такой порядок: личное свидание только близким родственникам. Жена, муж, отец, мать, бабка, дед, брат, сестра…
Спорить с ним Антону не хотелось. Инстинкты подсказывали: ему, офицеру царской армии, выполняющему особо важную миссию, вряд ли стоит добиваться свидания с государственным преступником официальным путем. Охранник же, весьма довольный тем, что его не перебивают, бубнил себе дальше. Слова его, совершенно ничего не значащие, пролетали мимо ушей Кречета. Поручик лихорадочно искал хоть какой-то выход, малейшую лазейку, позволяющую проникнуть за каменные стены легально и при этом – не особо выделяясь.
Вот тут-то Антон и увидел выкативший из-за стены экипаж (тут же отметив и непонятное оживление рябого стражника).
Очень скоро все прояснилось. Из коляски, придерживая подол совершенно, как показалось Антону, безвкусного в своей яркости платья, выбралась до вульгарности размалеванная девица. Заприметив молодого офицера, она открыто подмигнула ему, сложила пухлые губки бантиком, послав что-то вроде воздушного поцелуя, на что Кречет полушутя отдал ей честь, даже щелкнул каблуками начищенных сапог. Пройдя мимо Антона и обдав его совершенно уже неприличным амбре из дешевых духов, девица только чуть приостановилась возле рябого, сунув что-то в его протянутую руку. После чего тот сам распахнул перед ней кованые двери. При этом ни охранник, ни девица не обменялись ни единым словом. Экипаж между тем отъехал в сторону, по всему – ожидал возвращения девицы.
– Ух ты! – вырвалось у Кречета. – А это чья родня, братец?
– А это, ваше благородие, особая оказия, – хмыкнул рябой. – Девки срамные. Из салона мадам Купцовой, у нас это заведение всякий знает.
– Да вижу, что не монашки! Эти-то как сюда попадают и к кому?
– К кому – нам знать не положено, – охранник при этом зачем-то выпятил важно грудь. – А раз приезжают сюда и дают рублевую бумажку, значит, за этот визит уже договорено.
– С кем договорено?
– А с кем надо! – рябой напустил на себя еще больше загадочности. – И заплачено кому следует.
– И ты сам не спрашиваешь, какая к кому ходит?
– Не моя печаль. Наше дело, знаете, пропустить. Девицы там, – кивок на кованые двери, – сами говорят, к кому вести. Не стояли бы вы здесь, а, ваше благородие? Мне ведь и болтать с вами не положено.
– Чего ж болтаешь?
– Так вы офицер, – легко ответил стражник. – Да и скучно тут вот так все время.
Поручику теперь точно не о чем стало разговаривать с тюремным охранником. Он зацепился за некую идею, она уже вот-вот должна созреть в голове. Только вот здесь и произошло нечто странное и тревожное.
Рябой подал кому-то знак.
Он очень старался действовать незаметно. Именно потому получилось несколько неуклюже. Так, что от бокового зрения Кречета странный сигнал не ускользнул.
И низенький господинчик в цивильном, который стоял рядом с небольшой толпой желающих то ли проведать заключенных, то ли хоть что-то узнать о них, на сигнал этот отреагировал. Как бы невзначай отелился от остальных, прогулочным шагом двинул за поручиком.
Еще не зная точно, почему охранник указал шпику именно на него, Антон тут же понял, где нужно искать ответ на этот вопрос. Более того: у поручика возникала в этом острая необходимость. Тем более что сегодня он как раз и запланировал визит к человеку, который просто обязан уберечь его от подобного нежелательного внимания.
Решительно подойдя к экипажу, привезшему девицу, поручик сел в коляску, где еще остался резкий запах противных духов, и велел вознице тоном, не терпящим возражений:
– Полицейская управа! Гони живо!
4
Экий прыткий гвардеец попался: Говоруха за годы службы научился понимать обер-полицмейстера без слов, читать истинные мысли по лицу и глазам Савелия Кузьмича Воинова. Потому и поспешил состроить покорную виноватую мину, пока тот отчитывал:
– Ты, Михал Савельич, своим агентам головы-то поотрывай! Работать не умеют. Вон господин поручик их у тюрьмы враз засек!
– Узнаю, кто сегодня дежурил – заставлю участок подметать, – пообещал начальник сыскной полиции.
– Ну, довольны, Антон Никитич? – Воинов повернулся к посетителю всем своим грузным корпусом.
– Вы меня успокоили, господа, – сдержанно кивнул Кречет, расположившийся в кресле у стены. – Простите, если влез невольно в какие-то ваши дела. Только я ведь с секретной миссией, ваше превосходительство, как вам уже известно…
– Ох, да известно, известно…
– Вот. Потому я и заметил филера, что особо осторожен. Подумал: вдруг кто пронюхал обомне. Представьте, каков был бы скандал…
– Вы совершенно правильно сделали, что немедленно пришли ко мне со своими опасениями, господин Кречет, – кивнул Воинов, выдержал короткую паузу, спросил как бы невзначай: – Значит, хотели товарища навестить? Близкий друг?
Кречет подвох почувствовал. Но виду не подал.
– В детстве имения наши и Берсеневых рядом были, ваше превосходительство. Сейчас же дороги наши разошлись. Только вы не думайте, что Красноярск – город маленький. Петроград хоть и столица, а суть – большая деревня. Миссия моя, известно, в строгом секрете. А вот сам факт отъезда – нет. Потому матушка Берсенева, прослышав, что собираюсь в Красноярск, чуть не в ноги кинулась: найди да найди ее Алешку. Пообещал, так уж нужно исполнить. Не пускают, – Антон развел руками.
– Да, у нас тут порядки строгие. Сами понимаете, пересыльная тюрьма, уголовники, политические, опасность всякая есть… Тем более – Берсенев, дело громкое было, до нас сюда докатилось… Михал Савельич, – обер-полицмейстер снова повернулся к Говорухе. – Слежку за поручиком снять. И вообще о нем не докладывать, – Воинов осекся, – ну, сами понимаете, кому.
Эта недосказанность также не ускользнула от внимания Кречета.
– Слушаюсь, ваше превосходительство! – теперь уже пришла очередь Говорухи щелкать каблуками. – Только уж и вы, господин поручик, боле у острога не гуляйте-с. Не с вашей-то миссией о государственных преступниках справляться.
– Буду знать, господа! Больше такой ошибки не сделаю. И не смею задерживать.
Посчитав свой визит оконченным, Антон поспешил откланяться, ограничившись минимумом церемоний.
Но как только за ним закрылась дверь, Воинов словно преобразился. Это перед столичным поручиком, потомком героического рода, обер-полицмейстер поиграл в неуклюжего провинциального полицейского чина. Говоруха редко имел возможность видеть перевоплощение Савелия Кузьмича. Сейчас как раз был один из таких случаев – проводив посетителя, Воинов снова стал собой: опытным, всесильным, проницательным.
– Это тебе урок, Михал Савельич! – в голосе звякнул металл.
