Пуля свалила возницу, сидевшего на первой телеге. Тот, успев по примеру Митрича схватиться за оружие, не управился даже приготовиться к бою: вскрикнув и согнувшись, повалился на землю. Сразу же грянул второй выстрел, теперь уже – с правой стороны, и прицельно посланная пуля разворотила голову охраннику, таки успевшему соскочить со второй телеги. Возница с криком завалился на мешки. Рыжий медленно сполз на землю.
– Не лапать железки! – чуть громче, но так же спокойно молвил бородач.
Митрич, понимая, что крепко влип, покорно бросил карабин, поднял руки вверх, на уровень плеч.
Тем временем с обеих сторон на дорогу из-за деревьев вышли вооруженные люди. Мужчин было шестеро, считая бородатого коротышку. Чуть впереди остальных шагал моложавый, крепко сбитый мужик с виду чуть старше тридцати лет. В отличие от остальных, он держал оружие, винтовочный обрез, в опущенной руке. Подойдя к первой телеге, потрепал лошадь по загривку, успокаивая испуганное выстрелами животное, а потом театральным жестом вскинул обрез, поднимая дулом козырек картуза и сдвигая сам картуз со лба на макушку.
Лишь взглянув на Митрича, даже подмигнув ему, мужчина переместился влево, присел на корточки возле застреленного возницы. Еще наклонившись, внимательно оглядел входное отверстие, поднял голову, сказал стоявшему по ту сторону телеги товарищу:
– Ишь ты, Щербатый, как белку прямо!
– Человек, Федя, не белка – попасть легче! – хохотнул тот, обнажая при этом щербатый рот.
Выпрямившись, Федор подхватил карабин убитого, легко перебросил его Щербатому. Тот поймал. Тут же перекинул стоящему рядом парню с изуродованным от рождения лицом: левая ноздря была заметно больше правой. Сам же нос при этом напоминал по виду кабаний пятачок. Этот повесил трофей себе на плечо.
– Поняли, православные? – Федор снова посмотрел на Митрича. – Легко в человека попасть. Так что не доводите до греха. Отдайте сами.
– Грех на тебе уже есть, Федька, – старшой кивнул на убитого. – И не один. Только сегодня ты зря. Мы муку везем, муку и сухари. Ошибся ты.
– Вона как! – протянул Федор, улыбаясь еще шире. – Из тайги, от государевых приисков да с охраной – муку и сухари?
– С такой охраной, Федя, только харчи и возить, – теперь Митрич глядел таежному бандиту прямо в глаза. – Было бы что другое, таким малым количеством народу не обошлось бы. Веришь?
– Не верю, – улыбка не сходила с лица Федора. – Тот обоз, который вчера прошел здесь же, с большей охраной, да еще с переодетыми легавыми – вот он, правда, пустой. За кого его высокоблагородие, господин обер-полицмейстер Воинов меня, Федьку Рогожина, уже стал держать? Я вот тебя, дурня, нарочно живым оставлю. Передашь поклон Савелию Кузьмичу!
Может быть, главарь еще собирался что-то сказать Митричу. Не ясно, как бы вообще сложилась судьба для тех, кого Рогожин пока не велел убивать. Но тут вмешался рыжий, о котором забыл даже старшой обоза и на которого никто из бандитов не обращал особого внимания. Очевидно, сам иностранец заметил это, потому как, собрав последние силы, спрыгнул с телеги, отчаянным рывком пытаясь скрыться в тайге. При этом не забыв прихватить карабин застреленного охранника, так и оставшегося лежать на мешках.
– Взять! – выкрикнул Рогожин, вскидывая руку с обрезом и не целясь, стреляя вдогонку неожиданному беглецу.
Пуля прошла мимо. Вслед за главарем открыли дружную пальбу и остальные, только не успевали в запале как следует прицелиться, потому за деревья рыжему забежать таки удалось. А дальше беглец повел себя и вовсе неожиданно: прислонившись к стволу, оперся о него плечом, поднял карабин, старательно прицелился, взял на мушку того из врагов, кто оказался более открыт, на миг задержал дыхание и спустил курок.
Его выстрел оказался на удивление точным. Бородатый коротышка, с которого все происшествие на дороге и началось, покачнулся и рухнул, как стоял, прямо.
Длинно заматерившись, Федор Рогожин, уже убрав улыбку с лица, тоже старательно прицелился. Но тут как ожил Митрич – навалился на главаря, пытаясь схватить его за руку и вывернуть, отобрав оружие. От нежданного нападения ноги Федора подкосились, он упал, подминаемый противником, однако схватка длилась совсем недолго: парень с изуродованной ноздрей, подскочив к дерущимся, точным ударом приклада раскроил старшому обоза череп. Почти сразу же кто-то из бандитов расправился с последним из оставшихся в живых обозным. Когда Федор, громко ругаясь, поднимался, ахнул еще один выстрел, затем из-за деревьев послышался крик.
– Готов, кажись, – проговорил Щербатый, опуская винтовку. – Вот ведь… Не дал с людями побазарить…
– Попадется же один такой, – Федор сплюнул сквозь зубы, метя на труп Митрича. – Ладно, мужики, быстро шевелитесь! Навстречу этим уже, поди, жандармы скачут.
– Не гуляй, Ноздря! – прикрикнул Щербатый.
Тот примостил к краю телеги свою винтовку, рядом пристроил трофейный карабин, достал из-за пояса нож, покоящийся в самодельных кожаных ножнах, приметился к ближайшему мешку.
Р-раз! Одним точным ударом вспорол мешковину.
Под ноги потек белый ручеек муки.
Золото нашлось только на второй телеге, в трех мешках, в самой муке. Разом чуть больше пуда. Федор скрипнул зубами: ожидал большего улова. Стало быть, правду донес его человечек в Красноярске. Не столько того золотишка с прииска везли, сколько на него, Рогожина, охотились.
Ну-ну…
2
Пока на оцепленном жандармами месте нападения на обоз суетились сыщики в штатском, делая свою работу, начальник сыскной полиции Красноярска Михаил Говоруха отошел за оцепление и закурил, по привычке чуть прищурив раскосые, доставшиеся от деда-бурята, глаза.
Рядом топтался жандармский ротмистр. Простую идею выманить банду Рогожина из норы испоганил, по стойкому убеждению бывалого полицейского, этот молоденький хлыщ Амелин. Только ведь спросят не с хлыща. Отвечать придется ему, главному красноярскому сыщику. Ведь сам, получается, людей на верную смерть послал.
Чтобы хоть как-то отвлечься от невеселых дум, Говоруха переключил внимание на грузного усатого конного жандарма, который как раз появился из-за поворота. Его лошадь рысила на несколько шагов впереди телеги, которой правил угрюмый простоволосый деревенский дядька. Позади двигалась еще одна, там разместились трое. Отдельно от них, на заднике, пристроился полицейский в форме. Завидев господ в синих жандармских мундирах, мужики на всякий случай тоже стащили шапки. Видимо, именно это вернуло ротмистру Амелину уверенность в себе.
– Где тебя носит, Свиридов? Не за подводами тебя посылать, а за смертью только!
– Так ближе, чем в двух верстах отсюда, людей нет, ваше благородие! – скороговоркой ответил усач, не слезая, а даже как-то сползая с коня. – Да еще потом по всей Даниловке бегал, мужиков уламывал. Даниловским просто так не прикажешь! Вот, Матвея Багрова еле уговорил.
Правивший первой телегой Багров неспешно сошел с телеги. Мужики, разместившиеся на второй телеге, хотели последовать его примеру. Но Матвей, вроде как на правах старшого, сделал знак рукой: мол, не спешите.
