Однажды в сенцах на полке среди инструментов Воронцов нашёл аккуратную стопку новеньких красноармейских пилоток, пять или семь штук, перевязанных крест-накрест бумажным шпагатом. Это была явно фабричная упаковка. Он показал их Пелагее, и та рассказала, что ещё осенью, когда пошли опёнки, Зинаида взяла с собою в лес Прокопия. Побоялась идти одна. Зашли они далеко, и Зинаида, увлёкшись грибами, потеряла племянника. Причём произошло это так неожиданно и в одно мгновение, что она даже не успела сообразить, где он. Вот только что стоял рядом, и – нет его. Кинулась искать, кричать. Вскоре, вернувшись назад, нашла его на леснойдороге. Мальчик шёл в сторону деревни и горько плакал. В руках он держал вот эту самую связку пилоток. Зинаида обрадовалась, что Прокопий нашёлся, схватила его в охапку и побежала домой. А уже в поле, перед Прудками, рассмотрела его находку.
Мальчик ничего толком рассказать не мог. А потом в стороне Медыни загремело. Через лес пошли отступающие части. За деревню никто не выходил. Боялись всего и всех. И беглых красноармейцев, о которых тоже рассказывали разное. И диверсантов, которые в соседней деревне подожгли ферму и потравили лошадей в конюшне. И немцев, которые вот-вот должны были прийти и которых кто-то из старух уже видел на опушке, в Аксиньиной лощине.
– Прокопий, – допытывался Воронцов, – ты вспомни. Хорошенько вспомни, где, в каком месте там, в лесу, ты нашёл эти пилотки?
– Там был большой дом, – вспоминал Прокопий. – С лестницей. Вначале было темно, но потом я всё увидел. Большие полки. На них много всего. Я взял это и пошёл.
– А что там ещё было?
– Одежда. Штаны, рубахи. Вот как твоя.
– А почему ты взял только пилотки?
– Они со звёздочками. Папка мне обещал пилотку со звёздочкой с войны привезти. И не привёз.
– Дом? В лесу? Как же это может быть? А, Прокопий?
– Да, дом. Но он не виден. Он стоит под землёй.
– А как же ты туда попал?
– Шёл-шёл и провалился.
– И ты не слышал, как тётя Зина звала тебя?
– Слышал. Это она меня не слышала. Я позвал её, а она сразу куда-то убежала.
Из разговоров с Пелагеей и Прокопием Воронцов понял, что склады в лесу остались, что их, возможно, оставили специально. А потому устроены они были основательно.
Прокопий то место не запомнил. Испугался. Но должна же хоть что-то запомнить Зинаида. И Пелагея пообещала поговорить с сестрой.
– Только чтобы отцу об этом – ни-ни. Поняла?
– Ой, командир! Ой, командир! – засмеялась Пелагея. – Тятька-то такой же, как и вы, – призналась она. – Уже несколько раз туда ездил, в Красный лес. И лопату брал, и лом. Всё искал. Ничего не нашёл.
– Я найду. Вот увидите.
– Может, и найдёшь, – сказала Пелагея. – Только зачем он тебе? Склад-то этот? Одежды у нас для тебя хватает. А что штаны Ванины тебе маловаты, так и то не беда – перешью.
Вот липучая баба, подумал он. Правду говорит брянский: свяжет баба, словами оплетёт, руками и ногами обовьёт, и не ворохнёшься, и не поймёшь, как окажешься в её власти. Главное, не давать ей повода. А там, глядишь, в лес уйдём, всё само собой и развяжется. Склады найдём и уйдём.
– Тебе что, здесь плохо? Я что, плохая хозяйка? – ткала и ткала свою основу Пелагея.
– Да с чего вы взяли, Пелагея Петровна? Я очень вам благодарен. Я обязательно отработаю. Вот скоро за дровами поедем. Дров вам напилю, наколю. На целых две зимы.
– На две зимы?! – притворно улыбалась она, и глаза её вспыхивали не притворным, а настоящим светом. – Знаю, ты хороший, работящий. Дети тебя полюбили. Вон как привязались. Только ты зови меня просто – Пелагеей. Я же не тётя тебе какая-нибудь. Не дальняя родственница. И не начальница.
– Хорошо, Пелагея Петровна, – мучительно выдавливал он из себя, понимая, что оборона его всё же слаба и, видимо, долго не продержится. И тут же, чтобы миновать опасную тему, сказал: – А склады надо найти. Они нам помогут выжить. И вам с детьми тоже.
– Ладно, – согласилась Пелагея, – я поговорю с Зинаидой.
Как охотник, Воронцов знал, что, если есть лаз, туда, под землю, в тепло и сушь, на зиму побегут мыши. А за мышами полезут и лисы. Так что зимой склад отыскать будет легче, чем осенью. Звериные следы приведут. К тому же, чтобы скатывалась вода, сверху должен быть насыпан или выложен дёрном курган. Пусть пологий, пусть малость просел от осенних дождей, но он всё-таки будет заметен. И отводная канавка по периметру. Однажды в лесу под Серпуховом он видел нечто подобное. Двухметровой глубины срубы из свежей берёзы и осины, с такими же рублеными перемычками через каждые четыре метра, в перемычках присады для дверей, хотя самих дверей нет. И он ещё тогда понял, что двери здесь и не нужны. Нужна, наоборот, вентиляция, чтобы воздух не застаивался. А присады держат концы брёвен, чтобы, если земля задвигается, сруб не выдавило и не перекосило.
– В лесу есть склады, – сказал Воронцов технику-лейтенанту. – Вещевые – точно. Может, есть и оружие, и продукты.
– Откуда знаешь?
– Знаю. На днях поедем пилить дрова. Постарайтесь в лес выбраться и вы. Поищем.
За дровами в лес нарядил их Пётр Фёдорович. Новая власть отвела прудковцам делянки в Красном лесу, далеко. Пётр Фёдорович пробовал уговорить Кузьму Новикова, чтобы выделили какой-нибудь подходящий березнячок поближе. Но Кузьма сказал:
– Где указано, там и пилите. И вот ещё что: на каждый двор – повинность, по три воза трёхметровок. Бревно должно быть не менее пятнадцати сантиметров в отрезе. Мерить, понятное дело, в комле. С четырёх сторон сделать продольные протёсы. Куда возить и куда складировать, я укажу потом. Пока можете заготавливать брёвна в лесу. Чтобы были готовы по первому требованию.
– Это ж зачем, позволь узнать, германцам такой подтоварник?
– Дороги строить. Лежнёвки. Немцы дело знают. Они – не советская власть, грязи и на дорогах не любят.
– А кто ж строить будет? Нас, что ли, погонят? Как на расчистку снега.
– Навряд. У них для этого пленных полно. Все сараи забиты. В райцентре все подвалы – битком. В Юхнове – концлагерь. Несколько тыщ. Что им без дела сидеть? Даром баланду хлебать…
И Кузьма взаимно поинтересовался другим делом:
– Ну, как у вас тут зятьки поживают? Бабы небось довольны?
– Зятьки ведут себя смирно. Работают, хлопочут. Хозяева не жалуются.
– Особенно хозяйки, – опять не утерпел вставить своё слово Кузьма.
– Ну, и это дело житейское. В чём деду стыд, в том бабе смех. Да и другое сказать: я ж над ними, как ты знаешь, старостой поставлен, а не свёкром.
– Вот суки, – усмехнулся Кузьма. – Не успели мужей похоронить, а уже новых пахарей в дом привели.
– Так за всякой же зимой – весна, – рассудил Пётр Фёдорович. – И она обязательно придёт.
