– Распереть фланги и расширить коридор. Николай Платонович, эта задача сейчас – главнейшая. Вы лично ответственны за это мероприятие. Отменяю все другие поручения, отданные вам, и приказываю заниматься только этим, только обеспечением коридора. Судьба всех, кто вошёл в прорыв, и тех, кто ещё войдёт, сходится здесь. Именно здесь завязан узел жизни или смерти всей ударной группировки. И держать его в своих руках вам, Николай Платонович.
Вечером пришла шифровка от Жукова: кто командует дивизиями первого эшелона? Командарм ответил, что дивизиями первого эшелона командует Военный совет армии, а сам он находится в районе Износок и занимается обеспечением коридора. Но тут же последовал категоричный приказ: ваше место под Вязьмой, оставьте за себя Кондратьева и срочно выезжайте в район Вязьмы.
Перед тем как выехать вперёд, вслед за ушедшими колоннами пяти дивизий, командарм собрал штаб, отдал последние распоряжения и сказал, когда всё, казалось, было уже сказано:
– Коридор должен быть свободным. Не забывайте Шанский Завод. Знайте, там была проба сил. Они обязательно повторят нечто подобное. Но, возможно, в большем масштабе и большими силами. Будьте готовы ко всему. И знайте: там, за Ворей и Угрой, тысячи ваших товарищей.
Уже в пути командарма догнало известие: 9-я гв. сд приказом комфронта выводится из состава 33-й армии и прямо с марша должна следовать в расположение войск правого крыла соседней 43-й армии. Единственную полнокровную дивизию Жуков передавал Голубеву. Теперь в Западной группировке у генерала Ефремова оставались только четыре дивизии: 113-я, 338-я, 160-я и 329-я стрелковые с артполками. С артполками, которые не обеспечены боеприпасами. Боеприпасы должны были подвезти через «коридор» следом.
Полковой комиссар Владимиров, ехавший с командармом в одном возке, услышал доклад офицера связи и выругался. Человек он был спокойный, уравновешенный, и на его реакцию нельзя было не обратить внимания.
Когда выехали из Износок, начальник политотдела Западной группировки рассказал командарму, что родом из этих мест, что здесь, под Климовым Заводом, в небольшой деревеньке на маленькой речке, прошло его детство и там живёт его родня. Командарм выслушал его, вспомнил свою Тарусу и не сказал ничего. Только вздохнул. Однажды, когда стояли под Наро-Фоминском, в донесениях промелькнула река Таруса. Он тогда даже вздрогнул. Неужели? Но посмотрел по карте и понял, что нет, это не та Таруса, в которой он с друзьями удил пескарей. Не та. Не его родная река. Не его. Его Таруса впадает в Оку. В устьях реки Тарусы и стоял тот маленький белый городок, который иногда снился. А та, берега которой его армия очищала от немцев, впадала в Нару, совсем неподалёку от расположения штаба. Вот и под Износками есть ещё одна Истра. Парные названия. Такое в этой местности встречается довольно часто.
– Ваша родина, Михаил Григорьевич, уже освобождена.
– Ничего, Александр Фёдорович, поднажмёт и Голубев. Штаб фронта погонит и его вперёд. Климов Завод в полосе действия его дивизий. Так что скоро и ваша родина будет очищена.
Вот в это-то время их и догнал конный офицер связи. Лейтенант доставил последние донесения и доложил о выводе из состава их армии 9-й гв. сд.
– Обсуждать действия и приказы комфронта мы не вправе, – сказал командарм, когда посыльный лейтенант отъехал немного в сторону. – Но, похоже, впереди нас ждут нелёгкие дни…
Некоторое время, подавленные последним известием, ехали молча. Странно ведёт себя штаб фронта. В центре армия входит в прорыв, и, по всем правилам военной науки и всего опыта истории войн, в том числе и недавних, войска, устремившиеся в прорыв, необходимо усиливать новыми, свежими соединениями. Только так можно наращивать удар. Только так можно достичь успеха. Сюда, именно сюда надо подводить дивизии, чтобы не только распереть, а взломать фланги и теснить, бить противника во фланг, а не по фронту. Тогда его Юхновская группировка окажется в «котле». Ржевская тоже. А мы сможем атаковать Вязьму, не опасаясь за тылы и не отвлекая целые полки из каждой дивизии на прикрытие собственных флангов. Но штаб Западного фронта ведёт себя иначе. Ставка молчит. Значит, решение Жукова одобрено. Этими мыслями командарм не поделился даже с Владимировым.
Но беспокойство о судьбе армии не покидало командарма. Вспоминался неприятный разговор с Соколовским. Операцию разрабатывал Соколовский. Ефремов знал Соколовского, его способности. Начальник штаба Западного фронта во всём старался походить на своего непосредственного командира, на Жукова. Но Жуков обладал даром полководца. А этот…
Да, лучше об этом не думать. Потому что думать сейчас необходимо о другом.
Жуков приказал оставить за себя Кондратьева. А это опасно. Кондратьев пьёт. Онуприенко молод, но с управлением дивизий Восточной группировки справился бы всё же лучше.
Когда выехали в поле, в небе появился одиночный самолёт.
– Только этого нам не хватало, – сказал Владимиров и, когда самолёт завалился на крыло и взял курс на их обоз, крикнул ездовому: – Гони!
Возок рванул по наезженной колее. Самолёт снизился и, скользя над самым полем, перехватил их своей косой тенью. Над опушкой снова взмыл вверх и ушёл вдоль большака на восток, в глубь коридора.
– Почему он не обстрелял нас? Странно, – Владимиров стоял на коленях с побледневшим лицом и смотрел за верхушки сосен, в небо.
Возок подпрыгивал на ухабах, оставленных колесами тяжёлых орудий. Позади, где ехали автоматчики охраны, раздался смех. Потом чей-то голос и новый дружный взрыв молодого смеха.
– Видать, кому-то штаны сушат, – усмехнулся ездовой.
Командарм засмеялся, а Владимиров переспросил бойца:
– Что это значит?
– Самолёт пролетел. Должен был хотя бы очередь дать. А он молча пролетел. Ну, а кто-то из ребят, видать, в разлад пошёл, штаны, стало быть, обделал. Вот ему ребята сейчас штаны и сушат, – и ездовой снова засмеялся.
– «Хеншель», – сказал командарм. – Разведчик. Вот почему он не обстрелял нас. У него другая задача. И полетел он туда, в основание коридора. Что меня и беспокоит больше всего. Немцы пришли в себя. И они что-то затевают.
– Ясно, что. Им необходимо ликвидировать угрозу Вязьме. Вы думаете, они нам её так просто отдадут?
– Уж если за Боровск и Верею дрались, когда мы их обступали со всех сторон, то здесь попытаются навязать нам свои правила игры.
Судя по донесениям, дивизии первого эшелона продвигались вперёд не так быстро, как предполагалось. И они, ехавшие теперь по одной из дорог, по которой несколько суток назад прошли их передовые подразделения, видели причину этих задержек. Везде виднелись следы недавнего боя. Разбитые орудия, повозки, обгоревшие грузовики, от которых ещё тянуло горьким запахом резины, бронетранспортёры с развороченными боками, полузаметённые трупы лошадей. У некоторых лошадей были отрублены лопатки. Из-под снега торчали мёрзлые рёбра и куски шкуры.
– Каждую деревню – с боем, – заметил Владимиров. – Местных жителей почти не видать. Прячутся в лесу. Боятся возвращаться. Деревни, похоже, постоянно бомбят. Кругом воронки. Да, Михаил Григорьевич, похоже, вы правы. Уж если за каждую деревню так держатся, то для удержания Вязьмы они стянут все силы, какие только имеют. И все резервы бросят тоже против нас. Вначале расступились, а теперь начали активно сдерживать наше продвижение. Что ж, наш маневр стал для них понятным.
