Танки вернулись на исходные. А через несколько минут налетели «юнкерсы». Около десятка пикировщиков Ю-87 пронеслись над Варшавкой, развернулись над Воронками, уронили там, на тылы, несколько бомб, набрали высоту и начали пикировать на позиции передового отряда. Но Позолотин ещё до налёта приказал рассредоточить танки и замаскировать их.
Алёхин переждал бомбёжку в огородах. Когда «штуки» улетели, он выбрался к окопам, отыскал капитана Старчака и доложил, что немцы числом до роты с орудиями среднего калибра обошли их левый фланг километрах в трёх-пяти и углубились в направлении на Мятлево. Доложил и об обнаруженных мёртвых разведчиках из взвода лейтенанта Братова.
Старчак выслушал его спокойно, словно курсант принёс ему весть, которая всего лишь ещё раз подтверждала уже известное, сделал какие-то отметки на карте, вытащив её из целлулоида планшетки, и спросил:
– А вторую группу, значит, не встретили?
– Нигде ни следа, товарищ капитан.
– А ведь лучших ребят послал…
– Товарищ капитан, мне нужно всё это доложить также старшему лейтенанту Мамчичу.
Старчак ответил не сразу.
– Ранен ваш ротный, – сказал он. – Отправлен в тыл. Так что считай, что приказ своего сержанта ты уже выполнил.
– Тяжело ранен?
– Тяжело. – Старчак ещё раз посмотрел на карту и сказал как о давно решённом: – Карту читать умеешь? Тогда смотри внимательно и постарайся как следует запомнить. Возьмёте людей и с ними оседлаете вот эти две дороги. Эту и эту. Запоминай. Карту я тебе не дам. Вот Изверь, вот дорога. Вот тут, как ты говоришь, погибла разведка. Таким образом, одна группа должна закрепиться здесь. Закрепиться и контролировать эту переправу. Другая группа – здесь. Старшего второй группы пусть назначит сам Воронцов, ему виднее, кто с этим сможет справиться лучше.
– Кто со мной пойдёт?
– Люди старшины Нелюбина. Срочно разыщите его и передайте мой приказ. Задача одна для всех групп – продержаться там, на дорогах, не меньше суток. Завтра после полудня отойдёте вот сюда, к Шане. Мы будем удерживать мост. Возьмите с собой побольше патронов и гранат. Столько, сколько сможете унести. Посторяю: держаться до 12.00 завтрашнего дня. После полудня – отход. Но – ни минутой раньше.
Алёхин и Нелюбин ещё собирали свой отряд, ещё промышляли возле оружейников и на кухне, а к Мятлеву уже помчались на грузовиках поднятые по тревоге взвод курсантов и миномётная рота 108-го запасного полка. И вскоре там завязала бой с немецкой колонной, перехваченной в лесу, в нескольких километрах от железнодорожной станции.
Орудия по лесу немцы протащить не смогли, побросали их в лощинах, в лесу, выставив охрану. Пехота пошла вперёд и вскоре попала под миномётный огонь. Боевые охранения вышли к станции, завязали там бой с охраной и были перебиты все до одного. К вечеру гарнизон железнодорожной станции усилили ротой бойцов, сформированной из вышедших окруженцев.
Но судьба передового отряда была уже решена. Продержаться на занимаемом рубеже они могли ещё несколько часов, не больше.
Правда, большего от них никто уже и не требовал.
Танки поддержки ушли. Многие орудия вышли из строя. Старчак видел, как стремительно начала меняться обстановка на шоссе. Надо было укреплять фланги, усиливать боевые охранения. Но кем? Пополнение прибывало каждый день, но его едва хватало, чтобы занять окопы в непосредственной близости к Варшавскому шоссе, оставленные убитыми и ранеными.
Из книги Л. Безыменского «Укрощение “Тайфуна”»:
«На Малоярославец двинулись 57-й и 10-й танковые корпуса, а впереди всех – дивизия СС “Рейх” под командованием генерал-лейтенанта войск СС (бригаденфюрера —С.М.) Хауссера. Согласно приказу на операцию “Тайфун” армия Гёпнера должна была после прорыва советской обороны поворачивать на север, однако некоторые её части ориентировались также и на северо-восток, то есть на Киров – Калугу. В этих условиях тревога К.Ф. Телегина, видевшего непосредственную угрозу Москве, была небезосновательна. В то время, когда ещё шли бои под Вязьмой, дивизия СС “Рейх” прорвалась через Юхнов на Гжатск и находилась в исключительно выгодной ситуации. В штабе Бока к тому же полагали, что и вообще здесь “противника нет”. Но то была очередная ошибка: на самом деле сюда были срочно переброшены курсанты подольских пехотного и артиллерийского училища и ещё ряд частей (например, 1-й батальон 108-го запасного стрелкового полка, батарея 222-го зенитного артиллерийского полка, подразделение 17-й танковой бригады). При поддержке авиации они шесть суток сдерживали наступление явно превосходящих сил противника. Медынь пала лишь 11 октября, а её отделяли от Юхнова всего 50 километров!
Судя по воспоминаниям бывшего начальника штаба 4-й танковой группы генерала Вальтера де Болье, группа вступила в бой в составе трёх танковых корпусов (40-й корпус – две танковые дивизии, 46-й – две танковые дивизии, 57-й – две танковые и две моторизованные дивизии), а также двух пехотных дивизий. На восток Гёпнер планировал зайти максимально далеко. 3 октября 40-й корпус подошёл к Юхнову и начал поворачивать на север, а на город командующий группой послал дивизию СС “Рейх”, чтобы “прикрыть” операцию с востока. Однако уже здесь танки вступили в “сильное соприкосновение с резервами противника” и поэтому с 4 октября “стали двигаться медленнее”. Лишь 5 октября, как полагал де Болье, “были созданы прекрасные перспективы для наступления на Москву!” Но… они не были использованы.
Почему? Де Болье обрушивается на Бока, который, мол, забрал танки на ликвидацию “котлов”; на Гитлера и Гальдера, которые повернули 3-ю танковую группу на Калинин, а не двинули её на Москву; наконец, он ругает и командиров пехотных корпусов за то, что они слишком медленно совершали перегруппировку. Словом, обвинения самые обычные: виноваты все, кроме самой группы Гёпнера. Но ещё меньше в сочинениях отставных генералов вермахта принято упоминать о главной причине – “об активных действиях советских войск, обусловивших все те вынужденные шаги, которые Боку, Гальдеру и иже с ними приходилось предпринимать”. В итоге Болье и сам признаёт, что для продолжения “марша на Москву” 4-я танковая группа оказалась готова лишь через неделю. Тем самым, утверждает генерал, “Московская битва была проиграна 7 октября”».
Из Боевого устава пехоты Красной Армии:
«5. Стрелковое отделение в походном охранении.
127. В походном охранении стрелковое отделение назначается в головной, боковой или тыльный дозор с задачей:
– обеспечить охраняемое подразделение от неожиданного нападения противника и не допустить его разведчиков к охраняемым войскам;
– своевременно доносить выславшему его командиру об угрожающей опасности и о встреченных препятствиях;
– при наступлении противника захватить на выгодном рубеже огневую позицию и обеспечить охраняемому подразделению наилучшие условия для развёртывания в боевой порядок».
Глава одиннадцатая
Боковой дозор
После двух дней почти непрерывных боёв от полуроты старшины Нелюбина осталось всего девять человек. И когда Алёхин привёл их в устья Извери на усиление группы бокового дозора и передал приказ Старчака, Воронцов посмотрел на коренастую фигуру старшины, который после этих изнурительных дней и ночей стал похож на старика, и сказал:
