На борту его красовалась надпись «Ломбардия», однако видно было, что наносили ее по свежей грунтовке, под которой скрывалось какое-то другое название.
– Вы забыли, что в моем лице пред вами предстает офицер кригсмарине и испанского военного флота.
– И все же? – сухо потребовал Скорцени.
– Определил по характеристикам, которые свойственны этому типу военных судов, – пожал плечами Йозеф. Теперь яхта проходила совсем близко от «спасателя», так что у оберштурмбаннфюрера было достаточно времени, чтобы внимательно рассмотреть его. – Они специфичны – низкая осадка, шканцы для погружений, рядом с которыми виднеется рубка водолазного оборудования…
– Он прав, – мрачно заметил фон Шмидт, как раз в то время, когда на палубе, словно бы по команде «свистать всех наверх!», один за другим стали появляться крепкие, оголенные по пояс загорелые парни, к ремням которых были подвешены пистолетные кобуры. А когда их набралось пятеро, с теми же нотками прискорбия констатировал: – Судя по всему, нас опередили.
– Хорошо еще, что поднялись на палубу без автоматов, – проворчал Дирнайхт.
– Главное, что они не ожидали нашего появления. Во всяком случае, сегодня и сейчас, – как бы про себя пробубнил обер-диверсант.
– И как же вам удалось выяснить это? – вскинул брови Дирнайхт.
– По тем же признакам, по которым вы определяли тип и предназначение бота «Ломбардия», – столь своеобразно напомнил он обер-лейтенанту, кто перед ним.
– Убедительно, – признал тот. – Хотелось бы знать, сколько их здесь. Очевидно, командование бота и самой операцией пребывает сейчас в отеле.
– Самое надежное, господа, – отправить этих водолазов на дно вместе с их ботом, – презрительно сплюнул за борт фон Шмидт. – Причем как можно скорее и не реагируя на мольбы о спасении.
– Как, по-вашему, господин оберштурмбаннфюрер? – обратился Дирнайхт к Скорцени. – Кто они такие?
– Не столь важно, кто они; важно, кто за ними стоит. Впрочем, кое-что нам должен будет прояснить владелец этого пиратского гнезда, – потянулся взглядом бывший личный агент фюрера по особым поручениям вверх, к вершине плато. Кстати, мог бы и встретить своего давнишнего знакомца, ведь предупрежден же… Во всяком случае, меня в этом заверили.
Лишь когда матросы закрепили швартовые, определив место яхты рядом с шестивесельным баркасом, на верхней площадке деревянной лестницы неожиданно появилась рослая фигура владельца – в неизменном черном жилете и с двумя бутылками шампанского в руках.
Как только Скорцени и трое его спутников оказались на предпоследних ступеньках, он приветствовал их высоко поднятыми бутылками и так, никаких вопросов не задавая и объяснений не произнося, с шампанским в вытянутых руках, повел на веранду ресторана «Солнечная Корсика». Где их поджидал еще один давнишний знакомый обер-диверсанта рейха – бывший командир первого батальона Корсиканской бригады СС штурмбаннфюрер Умбарт.
– О, да, вопреки всем прогнозам гестапо и воле Господней, вы, господин Шварц, все еще живы, дьявол меня расстреляй?! – с медлительной вежливостью палача, приветствовал обер-диверсант рейха владельца «пиратского гнезда». – Меня всегда удивляло, почему гестапо столь снисходительно щадило вас, закоренелого баварского сепаратиста…
– В самом деле: почему? – неожиданно поинтересовался владелец отеля и поместья.
Они оба вели себя так, словно после их последней встречи не прошло почти полтора десятка лет и сейчас они попросту продолжают начатую вчера беседу. Однако раньше Шварц не решался прибегать к подобным уточнениям, а покорно терпел добродушные поддевки личного агента фюрера и, как его называла в те годы пресса, «самого страшного человека Европы». Вот только времена явно изменились…
– Объясняйте это упущение гестапо тем, что почти все высшие посты в рейхе, включая начальника Главного управления имперской безопасности и фюрера, занимали австрийцы, которые точно так же недолюбливали берлинцев, саксонцев и прусаков, как и вы, баварцы.
– Если бы вы произнесли это признание, господин Скорцени, в сорок четвертом, все мы сочли бы его чрезмерно смелым. Впрочем, и по нынешним временам выслушивать нечто подобное из уст офицера СД непривычно.
– Привыкните, Шварц, привыкните. Вы, конечно же, решили, что раз и навсегда избавились от меня, как от назойливого посетителя. Но, что поделаешь, опять вынужден вас огорчить.
– Посетитель вы суетный, не скрою. Но я уже настолько свыкся с вами, что был бы куда сильнее огорчен, если бы вы не посетили это благословенное всеми истинными гурманами, – с монашеской смиренностью обвел баварец взглядом свой ресторан, – заведение. Так что прошу за столик, господа офицеры.
За время, которое они не виделись, очертания коренастой фигуры баварца стали еще более несуразными; белесые, почти бесцветные глаза – заметно потускнели, постепенно наполняясь старческой тоской обреченности. Зато квадратное, кирпичного цвета лицо приобрело печать мрачной решительности, в то время как тяжелый, вызывающе упрямый – словом, сугубо баварский, подбородок этого «неисправимого сепаратиста» по-прежнему упирался в окружающий его мир с упорством приклада старой австрийской винтовки образца Первой мировой войны.
– Мне прекрасно известно, незабвенный господин Шварц, что из наших душевных бесед вы никаких уроков не извлекли, и вам по-прежнему глубоко наплевать на гестапо, СС, СД и саму идею Великой Германии.
Всякий прочий корсиканец баварских корней воспринял бы эту фразу, как один из пунктов приговора военного трибунала, но только не Шварц, который встретил ее с поразительной невозмутимостью.
– Что вы, оберштурмбаннфюрер?! – вполне радушно возразил он, жестом повелевая официанту сдвинуть столы, и расставить стулья на пять персон. – Ко всем названным вами институциям рейха я всегда относился с должным почтением. Другое дело, что сами они взаимностью мне не отвечали. Во всяком случае, не все и не всегда.
Смех Скорцени прозвучал, как грохот небольшого отдаленного камнепада. Выслушивая фон Шварца, он всегда, во все времена пытался понять, чего в нем больше – наивности, наглости или презрительно-мелочной неблагодарности.
– Но ведь нельзя же, господин барон, воспринимать СД как службу Христова всепрощенничества, дьявол меня расстреляй! Не говоря уже о восприятии гестапо.
– Нельзя, – решительно покачал склоненной головой штурмбаннфюрер Умбарт, командир батальона «корсиканцев», постепенно втягиваясь в уже привычную словесную игру берлинского гостя. – Даже имея такого покровителя, как вы, оберштурмбаннфюрер.
– О! – подняла вверх указательный палец Лилия Фройнштаг. – Вот вам, господин Шварц, и разгадка вашей неприкосновенности.
– Значит, мне попросту не дано постичь ее глубину.
– Ничего, я просвещу вас. Причем прямо здесь и сейчас. Вас, фон Шварц, потому никто из СД или гестапо и не смел трогать, что все знали: за этим сепаратистом стоит… сам Скорцени, который считает его своим лучшим другом.
