– Странно, я над этим династическим казусом не задумывался. Как и вы – о праве на титул фюрера германской нации.
– Фюреры не ждут, когда им вручат корону хранители династии, они сами берут ее, причем из рук народа.
…Ну а целая стая полицейских нагрянула на поместье как раз в тот момент, когда яхта «Крестоносец» выходила за створ скальных ворот Бухты Безмолвия.
22
Июнь 1960 года. Италия. Лигурийское побережье.
Вилла «Витторио» в окрестностях Виареджо
Еще на подъезде к вилле Розанды Лукании князь обратил внимание на двух парней. Один из них, с фигурой циркового борца, лишь слегка подкорректированной офицерской выправкой, прохаживался вдоль приоткрытых чугунных ворот. С этим все было ясно: у него на лбу красовалась надпись «охранник-телохранитель». Скорее всего, он происходил из бывших коммандос Скорцени, поэтому особого интереса у Боргезе не вызывал. Зато насторожило появление другого типа – худощавого, аскетического вида, который смиренно, в позе монаха, предстающего перед святыней, застыл у калитки.
Правда, пальцы рук этого монашествующего аскета, вместо того, чтобы молитвенно покоиться у подбородка, сурово впивались в ремень, которым был подпоясан его короткий, песочного цвета и явно не монашеского, полувоенного покроя, плащ. Или халат. Скорее всего, на нем виднелось нечто среднее между европейским плащом и восточным халатом. И если «тяжелоатлет», лишь мельком взглянув на Боргезе, тут же бросился распахивать обе половины райских врат; то «монах», не меняя ни позы, ни выражения лица, продолжал все так же невозмутимо стоять в шаге от узорчатой чугунной калитки, в проеме между стволом дуба и «привратным» столбом. То есть в том единственном месте, где он мог чувствовать себя хоть в какой-то степени защищенным.
Впрочем, присмотревшись к нему, старый диверсант обратил внимание на любопытную деталь. Хотя во внешнем виде этого охранника, в его одеянии и даже в манере вести себя просматривалось нечто восточное, или, во всяком случае, характерное для адепта восточного образа жизни и приверженца восточных единоборств, то черты лица выглядели вполне европеизированными.
Всякий раз, когда Валерио приближался к этой вилле, он ловил себя на том, что архитектурно она напоминала нечто среднее между рыцарским замком и укрепленным монастырем, если только то и другое воспринимать в крайне уменьшенном виде. Вот и сейчас Боргезе готов был остановиться посреди внутреннего дворика, чтобы полюбоваться архитектурой этого строения. Да только полюбоваться не получилось. Розанда – смуглолицая черноволосая красавица, над телом которой не властны были «ни годы, ни роды», встретила его на крыльце, бесцеремонно подхватила под руку и, минуя небольшой полуовальный холл, за которым виднелась дверь гостиной, сразу же повела на галерею, с трех сторон охватывавшую квадратную сторожевую башню.
– Как же я соскучилась по близости с вами, князь Боргезе! – потянулась к его ушку Лукания.
– Если бы я не боялся выглядеть банальным, то сказал бы то же самое.
– А вы не бойтесь выглядеть банальным, князь! – ухватилась Розанда за это признание. – Сколько можно бояться? И потом, все отношения между мужчиной и женщиной, сама наша так называемая «любовь», как и сексуальная жизнь, держатся исключительно на банальности. Что-то я не припоминаю, чтобы, пребывая со мной в постели, вы пытались изобрести что-либо эдакое новенькое.
– Это ваше наблюдение, княгиня Лукания, следует воспринимать как упрек?
– Скорее как грустную констатацию фактов.
– Вот оно, истинно женское великодушие…
– И все же, – вновь потянулась Розанда к ушку князя, – если б вы знали, как я соскучилась по близости с вами; пусть и по самой банальной, но… близости.
Галерея была открытой, если не считать того, что сверху она прикрывалась покатой черепичной крышей, да по периметру своему разделялась дубовыми перегородками на три балкончика, но с таким расчетом, что переходить из одного в другой можно было по узеньким проходам, проложенным вдоль стен. Причем с любого из этих балкончиков фрегат-капитан мог любоваться пологими буро-зелеными склонами предгорий, а также многоцветными коврами приморской низины, словно огромными грибами усеянной красными черепичными крышами разноликих – от скромных рыбачьих хижин до настоящих дворцов в стиле расцвета Римской империи – строений. И, наконец, венчало всю эту красоту золотистое ожерелье прибрежных отмелей, уходивших на северо-западе в сторону Ривьеры-ди-Леванте, а на юго-западе – до скалистого мыса у Марины-ди-Пизы.
Случилось так, что после освобождения из тюрьмы князь какое-то время обитал на вилле Розанды. Так вот, он до сих пор помнил, что почти каждый день осматривал эти скалистые бухточки взглядом юнги, мечтавшего о том, чтобы когда-нибудь вернуться в одну из них бывалым, через все океаны прошедшим моряком.
– Если учесть, что на вилле «Витторио» я не впервые, – произнес Боргезе, не отрывая взгляда от одного из таких прибрежных уголков, – то следует предположить, что вы, княгиня, умышленно оттягиваете момент моей встречи не только с Отто Скорцени, но и с неким другим, восточно-монашествующим, как мне показалось, гостем.
– Считайте, что экзамен на право перевода из подводно-диверсионного подразделения – в разведывательное вы, фрегат-капитан Боргезе, в очередной раз провалили. Красавец, сыгравший роль привратника, на самом деле никакого отношения к питомцам Фридентальской разведывательно-диверсионной школы не имеет. Как, впрочем, и к самому СД. Зовут его Рикко, он – профессиональный телохранитель, родом из швейцарских итальянцев, который не прошел по конкурсному отбору в члены папской гвардии Ватикана.
– То есть в числе гвардейцев он не оказался по вашему настоянию, – решил исправить свое реноме разведчика-аналитика Валерио.
– Его появление на вилле в качестве нового охранника можно истолковать и таким образом, – с легкомысленной поспешностью признала его правоту Лукания, давая понять, что никакой особой роли в их встрече этому человеку отведено не будет. Кроме, разумеется, роли соперника, способного разбередить основательно подзажившую душевную рану князя. – Но куда больший интерес вызывает у вас второй охранник, который лично мне представился как Рене де Шато и в котором вы узрели чуть ли ни шаолиньского бойца-монаха. Хотя он больше напоминает европеизированного азиата, с неким налетом восточного аскетизма.
– Насколько я понял, вы решили создавать собственную гвардию и комплектовать ее по тому же принципу, по какому французы комплектуют свой «Иностранный легион».
– Вот, о французах вы заговорили как раз вовремя. А пока что замечу, что Скорцени на виллу еще не прибыл.
– Значит, мы ждем Скорцени…
– Мы с вами – да, Скорцени. Однако на самом деле вам хотелось уточнить, кого ждет наш несостоявшийся «боец Шаолиня», кого он пытается охранять.
– Так ждет или уже пытается охранять? – иронично поинтересовался Валерио, все еще стараясь мелко мстить Розанде за ее собственные колкости, точно такие же мелкие.
